Игра Времен - Наталья Резанова

Наутро, после побега из крепости, они высадились в маленькой рыбацкой деревне, где их уже ждали лошади. Они немного передохнули и около полудня, оставив своих спутников в деревне, вдвоем отправились в горы. Пробирались они окольными дорогами, ночуя на земле, и только однажды останавливались в придорожной харчевне. Первое время Хейг опасался погони, но все было спокойно. Если погоня и была, они сумели от нее оторваться. Впрочем, Армин говорил Дирксену, что не в состоянии контролировать горные дороги так, как хотелось бы. То есть это означало, что, по всей вероятности, Дирксен теперь остался один на один с мятежниками, без всякой поддержки извне и должен следовать исключительно по собственному разумению. Это его устраивало.

Днем жара стояла несусветная, а по ночам было значительно холоднее, чем внизу. Хотя не так уж высоко они забрались – раз лошади могли пройти. Леса кончились, склоны были покрыты какой-то бурой, клочковатой растительностью и рыжей травой, и каменная их основа то и дело обнажалась. Это напоминало Дирксену не до конца ободранную шкуру. Природа его мало интересовала, и он был внимателен к окрестностям только для того, чтобы их запомнить.

Видимо, его длительное молчание Хейг счел признаком усталости, потому что он снова обернулся и сказал:

– К вечеру будем на месте.

Дирксен кивнул.

На тропинке они спешились, чтобы дать роздых коням. Камни сыпались из-под ног. Но Хейг шел уверенно, не глядя по сторонам. Справа темнело небольшое ущелье. Слева на склоне горы Дирксен увидел четыре каменных столба, врытых в землю, – сооружение явно рукотворное. Подобные стоячие камни, большей частью расположенные именно по четыре, нередко встречались Дирксену в поездках по северным равнинам. Впрочем, иногда их бывало и несколько десятков. И много чего наслушался он об этих камнях от тамошних жителей. Будто бы служили они обиталищем языческим богам древности, изгнанным с приходом истинной веры. А то и хлеще того – будто бы служат они воротами в иные миры, и если приблизиться к ним, можно услышать странные голоса, неизвестно откуда звучащие, а человек, ступивший в каменный круг, может навсегда бесследно пропасть. Словом, бред суеверных невежд, не стоящий внимания человека, наделенного хотя бы толикой разума.

Но в здешних краях, да еще в горах, подобное сооружение Дирксен видел впервые.

– Что это?

– Не знаю. Какие-то развалины. Никто не помнит. Давно… Это место так и называется – Четыре Столба.

– А вообще где мы?

– Недалеко от Теды. Меньше дня пути. Но здесь мало кого встретишь.

Не истолковал ли он вопрос Дирксена как боязнь погони? Все равно. Его биография была известна Хейгу примерно так, как Дирксен сформулировал ее изначально. А моряк с севера в этих горах, даже если не испытывает страха, должен чувствовать себя неуютно. Уютно? Слово не из лексикона Роберта Дирксена.

Жара начинала спадать, когда перед ними открылась маленькая долина, защищенная горами от ветра. И неожиданно – вдали от всякого другого жилья – дом, обнесенный оградой – может быть, вернее именовать его усадьбой? – и виноградник за ним.

Хейг был доволен. По его лицу блуждала улыбка, и, пожалуй, в этом виде он представлялся чересчур простоватым. Как «мрачный угрюмец» он был более привлекателен.

Спешившись, Хейг постучал в ворота.

– Кто? Отвечай! – раздался сиплый мужской голос.

– Дурака валяешь, старик? Наверняка ведь увидел. Я это, и со мной друг.

Ворота распахнулись, но открыл их не обладатель сиплого голоса, а высокая молодая женщина в черном платье, какие носили здешние крестьянки. Отодвинув створку, она пропустила их во двор, спокойно поцеловала Хейга, кивнула Дирксену и, приняв у них поводья, увела лошадей.

Навстречу путникам выходил мужчина со старым кремневым ружьем в руках, которое он, впрочем, тут же приставил к стене и подошел, вытирая руки об одежду. Он был уже в летах, низкий, широкий, на коротких ногах. Возраст отнюдь не делал его благообразным. Чем-то он напоминал черепаху, возможно, из-за обширной коричневой лысины, окруженной по краям редкой седой порослью. Лицо также широкое, бритое, несколько сплюснутое сверху. Одет он был как зажиточный крестьянин.

– Ну, здравствуйте, что ли, – сказал он и добавил, адресуясь непосредственно к Дирксену: – Приветствую господина.

– Здравствуйте.

– Ну вот, дядя, мы перед тобой. Человек к нам пришел, приют требуется…

– Вижу. – Он пожевал губами. – Я вас гнал когда-нибудь? Ладно, располагайтесь, сейчас Модеста накроет. – С этими словами он бочком направился к дому.

Дирксен осматривался. Вокруг все выглядело довольно основательно. Просторный двор мощен каменными плитами. Ограда сложена из валунов, скрепленных глиной и песком. Такой же колодец. Сам дом весьма велик, стены его густо увиты плющом, местами уже засыхающим. Во дворе росли четыре дерева – две акации у ворот, тополь у конюшни и горный дуб возле дома. Под дубом стоял дощатый некрашеный стол и две скамейки.

Хейг дотронулся до его плеча.

– Пойдем, котомки бросим, умоемся. Ужинать будем.

За ужин принялись уже в темноте. Хозяин – его звали Микеле – сидел с ними. Женщина подавала на стол, а потом стояла в дверях дома, ожидая, пока мужчины поедят. Она, однако, была не служанкой, а племянницей хозяина. Дирксену она показалась очень красивой. Правда, могло сказаться плохое освещение.

Ужин был обилен, также и вино, очевидно, со своего виноградника. Пил, правда, больше сам хозяин. Дирксен никогда не позволял себе пьянеть, а Хейг пил мало, видимо, памятуя о прошлом.

Разговор шел самый общий, тем не менее Дирксен сделал вывод, что Микеле – человек не случайный, а дом его – убежище и перевалочный пункт для сторонников Джироламо. Во всем большом доме с пристройками постоянно обитали только Микеле и Модеста. Вообще же усадьба имела самый благополучный вид.

Хейг скоро оставил общую беседу и направился туда, где в освещенной двери кухни темнел силуэт женщины. Микеле это нисколько не смутило, и он продолжал говорить – обо всем и ни о чем, не теряя некоторой осторожности, но не лишая себя воли. Дирксен слушал, изредка вставляя короткие замечания. Полное молчание расхолаживает, но если собеседник говорит хотя бы иногда и кратко, это оставляет у любителей длинных речей впечатление равноправного диалога.

Была уже глубокая ночь, когда они ушли в дом. Ни Хейга, ни Модесты нигде не было видно, а задавать вопросы хозяину Дирксен счел излишним. Впрочем, ему отвели отдельную комнату, и позднее возвращение Хейга не могло потревожить его сна. А спал Дирксен крепко. И хотя встал он рано по городским меркам, здесь вставали гораздо раньше.

Дом был пуст. Он чувствовал это, хотя многие двери были заперты, и он не мог проверить правильность своего предположения. Пуст был и двор. Однако почти сразу из-за дома вышла Модеста.

– Доброе утро.

Она кивнула, как и вчера.