1356. Великая битва - Бернард Корнуэлл

– Окоченевший святой, судя по твоим словам. Но что тебе за дело?

Томас помедлил.

– Мой сеньор поручил мне разыскать некую реликвию, – признался он наконец. – И я думаю, этот святой имеет к ней отношение.

– Ты такой же чокнутый, как Роланд. Все бы вам рыцарские подвиги! – Старуха хмыкнула. – Где-то на том столе лежит книга, дорогой мой. Подай ее мне.

Но не успел Томас найти книгу, как снаружи послышались женские голоса, а затем робкий стук в дверь.

– Мадам? Госпожа? – окликнул кто-то.

– Чего вы хотите?

– Вы одна, госпожа?

– У меня тут мужчина, – огрызнулась графиня, – молодой и крепкий. Ты была права, сестра Вероника, Бог слышит наши молитвы.

Дверь толкнули, но графиня заперла ее на засов.

– Мадам? – снова позвала сестра Вероника.

– Не глупи, сестра. Я просто бормочу себе под нос, ничего более.

– Хорошо, мадам.

– Принеси-ка мне книгу, – сказала старуха, слегка понизив голос.

Том был маленький, чуть больше ладони Томаса. Графиня развязала тесемку и раскрыла переплет из мягкой кожи.

– Она принадлежала моей свекрови. Какая замечательная была женщина! Бог весть, как у нее родилось такое чудовище, как Анри. Наверное, когда она зачала его, звезды неудачно расположились или Сатурн восходил. Ни из одного ребенка, зачатого при восхождении Сатурна, никогда не выйдет ничего хорошего. Люди не обращают внимания на подобные мелочи, а следовало бы. Милая вещица, не так ли? – сказала графиня, передавая книгу Томасу.

Это была псалтырь. У отца Томаса псалтырь тоже имелась, хотя и не так богато украшенная, как эта, где тексты семи покаянных псалмов перемежались чудесными миниатюрами с вкраплением сусального золота. Буквы были очень крупными – на одной странице умещалось всего несколько слов.

– Свекровь плохо видела, – пояснила старуха, когда Томас обмолвился про размер букв, – поэтому монахи писали очень крупно. Это было весьма любезно с их стороны.

Большинство иллюстраций, как заметил Томас, изображали святых. Здесь имелась Радегунда с короной на голове, нарисованная на фоне штабеля кирпича, а на дальнем плане возводился большой храм. Перелистнув толстую страницу, он увидел душераздирающую сцену ослепления святого Леодегара: солдат шилом протыкал глаз епископа.

– Жуть, да?

Графиня наклонилась, разглядывая картинки.

– Ему еще язык вырвали. Анри всегда угрожал вырвать мой, но так и не вырвал. Наверное, мне следует быть ему благодарной. А это Клементин.

– Претерпевающий мученичество?

– Именно так. Быть выпотрошенным – верный способ заделаться святым. Вот бедняга!

Дальше шел святой Ремигий, купающий голого мужчину в большом котле.

– Это крещение Хлодвига, – пояснила графиня. – Это ведь он был первым французским королем?

– По-моему, да.

– Полагаю, нам следует быть благодарными, что он сделался тогда христианином, – заметила женщина, потом склонилась ниже, переворачивая страницу.

Перед ними предстал святой Христофор, несущий маленького Иисуса. На заднем плане изображалось избиение младенцев, но бородатый святой благополучно уносил крошку Христа с поля, усеянного окровавленными телами убитых и умирающих детей.

– Кажется, будто Христофор вот-вот выронит младенца, да? Иисус, наверное, описал его или еще что-нибудь. От мужчин в обращении с грудничками никакого толку. Ох, бедная девочка! – Последнее замечание относилось к святой Аполлонии, которую распиливали пополам двое солдат. – Живот несчастной был вспорот, кровь текла ручьем, а сама она кротко взирала на ангелов, выглядывающих из-за облака. – Меня всегда мучил вопрос, почему ангелы не спустились и не спасли ее? Должно быть, очень неприятно, когда тебя распиливают, а они лишь смотрят с облаков, и все! Не по-ангельски это. А этот человек просто глупец!

Томас перевернул страницу и увидел изображение святого Маврикия, стоящего на коленях среди остатков своего легиона.

Маврикий убеждал своих людей, что лучше принять мученическую смерть, чем напасть на христианский город, и его соратники римляне вняли этому благочестивому желанию. И вот художник изобразил на миниатюре множество скрюченных и окровавленных тел, устилающих поле, а убийцы приближались к коленопреклоненному святому.

– Почему он не дал им бой? – возмущалась старуха. – Говорят, что у него было шесть тысяч воинов, но он побудил их пойти на убой, словно овец. Иногда мне кажется: чтобы стать святым, нужно быть редкостным идиотом.

Томас перевернул последнюю страницу и замер. Потому что нашел то, что искал, – монаха в снегу.

Графиня улыбнулась:

– Видишь? Тебе нужен был не ученый, а всего лишь старая женщина.

Рисунок отличался от авиньонского. В книге монах не стоял на расчищенном участке, а лежал, свернувшись калачиком во сне. Святой Петр отсутствовал, зато имелась хижина с правой стороны и второй монах, выглядывающий из окошка. Спящий, с нимбом святого, лежал на траве, но остальной пейзаж, как и крышу домика, укутывал толстый слой снега. Стояла ночь, и на темно-синем небе были изображены звезды, из которых выглядывал одинокий ангел, а на украшенных цветочным орнаментом полях страницы значилось имя святого.

– Святой Жуньен, – прочитал Томас. – Никогда о таком не слышал.

– Сомневаюсь, что наберется много таких, кто знает о нем!

– Жуньен… – повторил Томас.

– Он происходил из знатной семьи, – сообщила графиня, – и надо полагать, был очень набожным, потому что проделал долгий путь, чтобы поступить в обучение к святому Аманду. Но пришел он поздно ночью, и Аманд запер дверь. Жуньен постучал. Но святой решил, что это разбойники хотят его ограбить, и отказался открывать. Не понимаю, почему Жуньен не смог объясниться с ним. Была зима, шел снег, и молодому человеку стоило всего лишь назваться! Но очевидно, он был так же глуп, как и остальные святые, и раз уж ему не удалось войти в дом Аманда, Жуньен устроился на ночлег в саду. И как сам видишь, Господь милостиво позаботился, чтобы снег не падал на спящего. Так что юноша отлично выспался, и наутро недоразумение благополучно разрешилось. Не слишком захватывающая история.

– Святой Жуньен… – снова повторил Томас, разглядывая спящего монаха. – Но почему он попал в эту книгу?

– Вернись к началу, – предложила старушка.

Томас стал листать хрусткие страницы и на самой первой увидел герб. На белом поле был изображен вставший на задние лапы лев. Зверь раскрыл в рыке пасть и выпустил когти.

– Мне этот герб не знаком, – признался Томас.

– Моя свекровь происходила из Пуату, – пояснила графиня, – а красный лев – символ Пуату. Все святые в этой книге, дорогой мой, связаны с Пуату. Мне кажется, что ослепленных, сваренных, обезглавленных, выпотрошенных или распиленных пополам оказалось маловато, поэтому переплетчики добавили бедняжку Жуньена, просто чтобы заполнить страницу.