Женские праздники - Сергей Таск

– На квитанции распишитесь, – канючил посыльный.

Поморщившись (ладонь саднила), Женя поставила кривую роспись и таким же манером отправила квитанцию обратно. В черных гладиолусах ей сразу померещился зловещий знак, и она развернула целлофан, ища подвоха. Новогодняя открытка? Шуты гороховые, уже не знают, что еще придумать.

– Подонки!

Она с ненавистью ломала длинные хрусткие стебли, не замечая, как у нее снова сочится кровь, и топтала, топтала. Потом вернулась в комнату и тотчас натолкнулась на этот гадкий альбом. Он лежал на столе, как бомба замедленного действия.

– Ладно, – сказала она, обращаясь к книге. – Мы еще посмотрим!

Кому она бросала вызов и как собиралась сводить счеты, она и сама в эту минуту не знала, но одевалась она решительно, как солдат перед марш-броском.

Перед закрытием симпозиума Федоров отыскал своего героя, – не простое дело в такой сутолоке. Помогли вчерашние собутыльники – сильно озабоченные опохмелкой, они все пытались разведать, будет ли обещанный банкет «сухим» или все-таки есть надежда.

– Господин Зейберлиньш? – Алексей окликнул суховатого старичка, который вчера так ловко срезал разбитного репортера. – Вы не позволите вас сфотографировать?

– Сделайте одолжение, – ответил американец на своем прибалтизированном русском.

– У меня к вам еще одна просьба… вы не наденете? – он протянул ему темные очки.

– Это зачем? – сдвинул брови старик.

– Мы даем в журнале галерею анонимных портретов, а в конце расшифровываем, кто есть кто. Такая вот игра.

– Игра, – повторил его собеседник, немного смягчаясь.

– Читатель должен отгадать, кому принадлежат те или иные слова.

– Слова принадлежат языку, – поправил его въедливый старик, но очки все же надел.

Среди запарки Федоров названивал в гостиницу, и все время линия была занята. С кем там жена трепалась так долго, одному богу было известно. В очередной раз набрав номер, Алексей углядел в толпе жизнерадостного бельгийца. Повесив трубку, он протолкался к группе ученых, в которой стоял господин Ван Эльст.

– Объясните ему, что я представляю юмористический журнал и что всех офтальмологов мы снимаем исключительно в очках, – попросил он переводчицу.

Рыжеволосому гиганту эта затея страшно понравилась. Алексей запечатлел его в трогательных детских розовых очечках. Восторгам бельгийца не было предела:

– Какой юмор! Какие люди! Какая страна!

Он говорил с таким воодушевлением, что Федоров решил оставить ему очки на память.

– Ну что, отснял? – мимоходом спросил его коллега из Питера.

– Смотрите в ближайшем номере! «Перестройка: два взгляда со стороны»!

Зачем она сюда пришла? Один вид этого альбома сводил ее с ума. Быть может, избавясь от него, она избавится и от его владельцев? Наивно, но ничего умнее ей в голову не приходило. На стремянке, почти под потолком, примостился читатель с толстым фолиантом; не он ли вот так же сидел, согнувшись в три погибели, вчера, с этой же книгой на коленях? Живет, что ли, здесь, подумала она рассеянно.

– Чем могу быть полезен? – мужчина в длинном жилете домашней вязки, с характерным пивным брюшком, разглядывал ее поверх очков.

– Вот, – она выложила перед ним альбом.

– Если вы хотите сдать в букинистический, то вам нужно…

– Нет, я… – Женя смешалась.

– Или это на обмен?

– На обмен, – ухватилась она за спасительное предложение.

– Тогда напишите свой адрес и что вы просите, – он положил перед ней чистую карточку, а сам принялся листать альбом, проверяя его состояние.

Это вполне невинное требование повергло ее в замешательство. Какой адрес? Московский? И что просить взамен? На ум, как нарочно, не приходило ни одного названия. Она уже готова была бежать, оставив книгу.

– Что, забыли, где живете? – вязаный жилет вернулся к форзацу, где был оттиснут экслибрис с адресом владельца. – Меняетесь, конечно, по договоренности?

Женя виновато кивнула, словно сознаваясь в преступности подобного намерения. Продавец каллиграфическим почерком списал на карточку адрес, сделал какую-то пометку и засунул листок в картотеку.

– По договоренности! – хмыкнул он, ставя альбом на полку. – Придумали себе бюро знакомств. На ходу подметки рвут!

– Я могу идти? – спросила Женя.

– Можете, – великодушно разрешил он. – Постойте! – Он достал ее карточку и переписал данные на чистую. – Ваш домашний адрес, а то еще заблудитесь.

– Вы очень любезны, – она не глядя сунула листок в сумочку и вышла из магазина.

Алексей обтер руки ветошью, и, вздохнув над своим «жигуленком», поднялся в гостиницу.

– Что, плохи дела? – спросил его швейцар.

– Все отлично, отец.

Он отмывался в ванной, Женя стояла в дверях.

– Надо было сразу ехать в автосервис, я тебе говорила…

– Ты говорила! Ты у нас пифия… Кассандра!

Она решила перевести разговор в более спокойное русло:

– Мы к Юрису идем?

– К Юрису?

– У Владаса, помнишь? На какаду похожий, в углу читал? Художник, ну? Он пригласил нас в мастерскую.

– Сходи, тоже развлечение, – Алексей стоял на пороге, приглаживая свою седую шевелюру.

– Я одна не пойду.

– Без сопровождения не можешь?

Она оттеснила его и закрылась в ванной. Взбешенно ударила струя душа, становиться под который она не собиралась. Алексей возвысил голос:

– Не понимаю, почему нельзя одной пойти? Чай, не Бармалей?

Женя не отвечала, и Федоров завелся с пол-оборота:

– Ты что, считаешь себя такой неотразимой, что на тебя готов наброситься каждый встречный? Тебя в туалет сопровождать пока еще не надо? Нет, ежели чего, я пожалуйста. Видишь, уже на посту, так что можешь расслабиться.

Он помолчал, реакции не последовало.

– Жень, ну в самом деле. То на тебя не так посмотрели, то в ловушку заманивают. Охота нервы себе трепать… и мне заодно. Приехали на отдых!

Сквозь шум льющейся воды он расслышал всхлипы, осторожно приоткрыл дверь. Женя сидела на краешке ванны и рыдала навзрыд. Он закрутил краны, присел рядом с ней на корточки, убрал с лица мокрую прядь.

– Какие мы красивые!

– Леша… Лешенька… – скулила она.

– Все будет хорошо, вот увидишь.

Вдруг как-то истерично тявкнул телефон, Женя так и подскочила. Федоров, чертыхнувшись, потопал в спальню.

– Я слушаю, – глухо сказал он и сразу позвал жену: – Это тебя!

Женя вышла из ванной, размазывая слезы полотенцем.