Путешествие внутрь страха - Эрик Эмблер

— Третий вариант, мистер Грэхем, — убедить вас по собственной воле удалиться от дел на шесть недель: устроить себе отпуск.

— Вы рехнулись?

Мёллер улыбнулся:

— Поверьте, я понимаю ваши трудности. Если вы просто спрячетесь на шесть недель, будет очень неловко объяснять свое исчезновение, когда вы вернетесь домой. Безмозглые кликуши могут назвать ваш выбор остаться в живых, а не умереть от пули нашего друга Баната низким поступком. Тот факт, что работа в любом случае задержалась бы на шесть недель и что вы куда полезней для своей страны и ее союзников живым, а не мертвым, оставят без внимания. Патриоты, как и все, кто слепо во что-то верит, не любят логических доводов. Нужно будет действовать немного хитрее. Позвольте вам рассказать, как все можно устроить.

— Вы напрасно теряете время.

Мёллер пропустил его слова мимо ушей:

— Есть вещи, мистер Грэхем, над которыми не властны даже патриоты. Одна из них — болезнь. Вы побывали в Турции, где недавно — спасибо землетрясению и наводнениям — было несколько вспышек сыпного тифа. Разве не выйдет правдоподобно, если вы, сойдя на берег в Генуе, испытаете легкий приступ тифа? А что потом? Вас, конечно, немедленно доставят в частную клинику, где доктор по вашей просьбе напишет письма в Англию вашей жене и коллегам. В военное время неизбежны проволочки; к тому времени, когда кто-нибудь сможет вас навестить, кризис уже минует и вы пойдете на поправку, хотя будете еще слишком слабы, чтобы работать или путешествовать. Но через шесть недель вы полностью выздоровеете и сможете делать и то и другое. Все опять станет по-прежнему. Как вы на это смотрите, мистер Грэхем? По мне, такое решение — единственное, которое устроит нас обоих.

— Понимаю. Вы избавитесь от хлопот с моим убийством, я исчезну на нужный срок и не смогу потом ни о чем рассказать, не выдав себя. Верно?

— Грубо говоря, все так и есть. Как вам мое предложение? Сам я нахожу очень заманчивой перспективу шести недель полного покоя и отдыха в том месте, о котором сейчас думаю. Оно возле Санта-Маргериты, окружено соснами и глядит на море. Хотя я, конечно, стар. Вы можете там заскучать.

Мёллер поразмыслил и медленно продолжал:

— Если идея вам нравится, возможно, удастся даже устроить, чтобы сеньора Галлиндо провела эти шесть недель с вами.

Грэхем покраснел.

— О чем вы, черт побери?

Мёллер пожал плечами:

— Бросьте, мистер Грэхем! Я не слепой. Если предложение вас оскорбило — покорно извиняюсь. Если же нет… Думаю, не стоит упоминать, что вы там будете единственным пациентом. Медицинский персонал — я, Банат, еще один человек да несколько слуг — будет вести себя скромно и ненавязчиво, за исключением случаев, когда вы станете принимать гостей из Англии. Впрочем, это можно обсудить потом. Так что вы думаете?

Грэхем собрался с духом и нарочито спокойно ответил:

— Я думаю, что вы блефуете. Неужели вам не приходило в голову, что я не такой дурак, каким кажусь? Я доложу о нашем разговоре капитану. Когда мы прибудем в Геную, полиция начнет расследование. Мои документы неподдельные — в отличие от ваших и Баната. Мне скрывать нечего, вам с Банатом — много чего. Вы считаете, что я из страха соглашусь принять ваш план, но вам меня не убедить. И рот мне не заткнуть. Я и правда очень испугался. Последние сутки выдались не из приятных. Полагаю, все это были ваши попытки привести меня в «подходящий настрой». Но они не сработали. Я боюсь, для страха есть причины. Только я пока в своем уме. Вы блефуете, Мёллер, — вот что я думаю. А теперь убирайтесь.

Мёллер не шелохнулся. Тоном хирурга, озабоченного непредвиденными осложнениями, он промолвил:

— Да, я опасался, что вы меня неправильно поймете. Жаль. — Он взглянул на Грэхема. — И к кому же вы сперва пойдете со своей историей? К эконому? Третий помощник мне рассказывал о вашем любопытном поведении. Вы несли какой-то бред, будто месье Мавродопулос — преступник по имени Банат и хочет вас убить. Капитан и команда изрядно позабавились. Но даже самые смешные шутки надоедают, если их повторять. Когда вы заявите, что я тоже преступник и тоже намерен вас убить, — поверить будет еще сложнее. Помнится, для такого помешательства есть особый медицинский термин. Полно, мистер Грэхем! Вы же говорите, что вы не дурак. Так и ведите себя соответственно. Неужто вы считаете, что я бы говорил вам все это, если бы верил, что вам удастся поставить меня в такое неловкое положение? Надеюсь, нет. И видеть слабость в моем нежелании убивать вас тоже нелепо. Если, по-вашему, лежать в канаве с пулей в спине лучше, чем отдыхать шесть недель на вилле в Лигурийской Ривьере, — это дело вкуса. Но не обманывайтесь, пожалуйста: одно из двух непременно произойдет.

Грэхем мрачно улыбнулся:

— А ваша небольшая проповедь насчет патриотизма должна смягчить угрызения совести, которые я испытаю, соглашаясь с неизбежным. Понятно. Извините, но номер не пройдет. Я все еще думаю, что вы блефуете. Признаю, блефовали вы отменно. Вы меня встревожили. На миг мне действительно показалось, будто, словно герою в мелодраме, придется выбирать — умереть или поступиться гордостью. Но по-настоящему выбор, конечно, стоит между здравым смыслом и тем, чтобы идти на поводу у страха. Что ж, мистер Мёллер, если вам нечего больше сказать…

Немец медленно поднялся на ноги и невозмутимо произнес:

— Да, мистер Грэхем, мне нечего больше сказать. — Он помолчал в нерешительности, затем снова сел. — Хотя нет. Я передумал и скажу вам кое-что еще. Обдумав мое предложение спокойно, вы можете прийти к выводу, что вели себя глупо и что я говорил искренней, чем вам показалось. Если честно — я не сильно на это рассчитываю. Вы безобразно самоуверенны. Но если вы все-таки решитесь, как вы выразились, «пойти на поводу у страха», я должен вас предостеречь.

— Против чего?

Мёллер улыбнулся:

— Среди множества вещей, о которых вам неизвестно, есть и такая: полковник Хаки счел нужным усадить на корабль одного из своих агентов, чтобы за вами присматривать. Вчера я усиленно пытался привлечь к нему ваше внимание, но безуспешно. Соглашусь, Ихсану Куветли недостает обаяния, но он славится сообразительностью. Если бы не его патриотизм, он мог бы разбогатеть.

— Вы что, пытаетесь мне сказать, что Куветли — турецкий агент?

— В точности так, мистер Грэхем! — Бледно-голубые глаза сузились. — Именно поэтому я зашел к вам сегодня, а не завтра вечером — мне хотелось побеседовать с вами прежде, чем он вам откроется. Он, видимо, до этого дня не знал, кто я такой. Но сегодня вечером он обыскал мою каюту. Должно быть, подслушал, как я говорю с Банатом, — переборки между каютами здесь очень тонкие. В любом случае, осознав, в какой вы опасности, он скорее всего решит, что настало время войти с вами в контакт. Видите ли, мистер Грэхем, он опытен и не допустит той ошибки, которую совершаете вы. Он связан долгом и, без сомнения, разработает какой-нибудь сложный план, позволяющий вам безопасно добраться до Франции. Так вот, я хочу вас предостеречь: не сообщайте Куветли о моем предложении. Если вы все же решитесь его принять, едва ли агент турецкого правительства промолчит о нашем маленьком договоре. Понимаете, о чем я? Посвятив Куветли в нашу тайну, вы отрежете единственную оставшуюся у вас возможность вернуться в Англию невредимым. — Он слабо улыбнулся. — Грустно будет, не правда ли? Вот теперь у меня все. — Мёллер снова встал и направился к двери. — Доброй ночи, мистер Грэхем.