Русская Прага - Наталья Командорова

Доподлинно неизвестно, состоялась ли их земная встреча, но то, что после смерти в начале 20-х годов прошлого века двух великих талантливых юмористов и в Чехии, и в России стало меньше поводов для веселья, — это неоспоримо.

Совершенно особняком в ряду известных русских поэтов и писателей, соприкоснувшихся с Прагой во времена «Русской акции», стоит фигура поэта, переводчика, эссеиста Константина Дмитриевича Бальмонта (1867–1942).

Константин Бальмонт

Выходец из зажиточной семьи владимирских купцов, исключенный из юридического факультета Московского университета за участие в студенческих беспорядках, Бальмонт в конце XIX — начале XX века заявил о себе в России талантливыми стихотворениями, которые были высоко оценены критиками. Его поэзия заняла достойное место в ряду корифеев символизма.

Русский поэт Валерий Яковлевич Брюсов писал о Бальмонте: «То было время, когда над русской поэзией восходило солнце поэзии Бальмонта. В ярких лучах этого восхода затерялись едва ли не все другие светила. Думами всех, кто действительно любил поэзию, овладел Бальмонт и всех влюбил в свой звонкопевучий стих…» В период 1907–1914 годов было издано Полное собрание стихов Бальмонта в 10-ти томах.

На волне славы, молодой, талантливый, полный энергии, Бальмонт предпринял большое путешествие по миру и, помимо стихов, как отмечали исследователи творческой биографии поэта, много внимания начинает уделять переводам. Он переводил древние предания и мифы разных стран, отдельных авторов Европы и Америки: Шелли, Уитмена, Кальдерона, Эдгара По, Уайльда и др. Константин Дмитриевич стал первым переводчиком на русский язык «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели, специалисты называют одним из лучших его перевод «Слова о полку Игореве».

«Где мой дом?..»

Восторженный поэт, живущий в душе Бальмонта-символиста, вначале приветствовал революционные перемены в России. Однако в 1918 году отрезвленный ум Константина Дмитриевича уже говорит о другом: «Революция хороша, когда она сбрасывает гнет. Но не революциями, а эволюцией жив человек… Жизни нет там, где грозы происходят беспрерывно…»

В 1920 году Бальмонту удается получить разрешение выехать во Францию на полгода. В Россию он не вернулся. Большое путешествие по миру, начатое им в конце XIX века на волне славы поэта-символиста, продолжалось всю его жизнь. С начала 20-х годов наступил период смятения, подавленности, отчаяния. Мелькали страны, города, люди — считанные друзья и многочисленные недоброжелатели…

В это время в творчестве Бальмонта преобладали душераздирающие фразы: «Я никому не нужен…»; «Я живу среди чужих…»; «Мне душно от того воздуха, которым дышат изгнанники…»; «Я ушел из тюрьмы, уехав из Советской России… Зачем бы я вернулся?.. Но нет дня, когда бы я не тосковал о России, нет часа, когда бы я не порывался вернуться…»; «Где мой дом?..»; «Мутное марево, чертово варево…»

«Критика в зарубежье по-разному оценивала творчество Бальмонта в эмиграции и все его литературное наследие», — отмечает исследователь биографии Бальмонта Е. Трущенко.

Перемена настроения

Знакомство с Прагой и ее людьми в корне переменило тон и настроение не только литературных произведений Константина Дмитриевича, но, похоже, помогло найти спасительную гавань для своего творчества. «Ощутив веяние новых созвучий в душе, я начинал обратный путь домой», — признавался Бальмонт. В Праге в 1924 году выходит его поэтический сборник «Мое — Ей», посвященный своей далекой родине. Его произведения публикуются в пражской эмигрантской периодике.

Многие из среды эмигрантов отмечали слабые стороны его поэзии, считали, что Бальмонт «исписался» и его творения лишены былого подъема и неповторимости. Однако маститый литературовед, критик, журналист, переводчик Глеб Петрович Струве, которого трудно было заподозрить в предвзятости, придерживался несколько другого мнения о творчестве Бальмонта. Он продолжал высоко ценить Константина Дмитриевича и, отмечая его литературные огрехи, все же был уверен, что «…лучшие стихи Бальмонта… стоят на том же уровне, что и те, которые пленяли читателей на заре второго золотого века русской поэзии…», и что «…ни своего дара песни, ни своего мастерства Бальмонт в эмиграции не утратил…»

«Святейшее знамение»

Бальмонт очаровался талантливой чешской поэзией и изучил чешский язык специально для того, чтобы прочувствовать и познать глубину ее философии в оригинале. Он опять начинает заниматься переводами, но на этот раз в его интересы входят произведения авторов, народный фольклор славянских народов — из Болгарии, Польши, Чехии.

Бальмонт бывал в Праге, поддерживал с поэтами Чехии постоянный контакт. Свои переводы, статьи, эссе он печатал в изданиях славянской направленности. Принимая участие в литературных встречах и вечерах, Константин Дмитриевич стал настоящим популяризатором славянской поэзии и культуры. Символичным «Соучастием душ» назовет он потом сборник эссе на славянские темы, изданный в Софии в 1930 году.

Ярослав Врхлицкий

В 1928 году в Праге вышли на русском языке «Стихотворения» чешского поэта Ярослава Врхлицкого в переводе Бальмонта. Его знакомство с Чехией и ее замечательным талантливым народом стало не только переломным положительным моментом в эмигрантском творчестве Константина Дмитриевича, но, похоже, было воспринято им как некое символичное «святейшее знамение», которое возникло в самом высоком «таинстве нашей религии» и сподвигло расширить и углубить рамки своих познаний дружественного славянского народа.

Несколько лет спустя русский поэт Константин Бальмонт написал книгу «Душа Чехии в слове и деле», которая была издана в Чехии в 2001 году Дануше Кшицовой, профессором Университета имени Томаша Масарика в Брно.

«Посвящаю… чехам»

В своей работе Бальмонт дал глубокий и содержательный анализ чешской поэзии XIX–XX веков, перемежающийся многочисленными стихами, переведенными им на русский язык. Его внимание привлекают чешские поэты Врхлицкий, Бржезина, Коллар, Шафарик, Маха, Сова, Неруда и другие. Получилась книга размышлений Бальмонта о судьбах чешского народа, его истории, взаимосвязях с дружественным русским народом, с которым чехов объединяет в первую очередь глубинное духовное родство. Константин Дмитриевич писал: «Между Россией и Чехией уже давно свершается еще всеми не увиденная, но уже ярко явственная духовная беседа. Ни у одного народа славянского не сказали столь многие поэты столько глубоких, пронзительных и прочувствованных слов о России…»