Потерянный дневник дона Хуана - Дуглаc Карлтон Абрамс

После окончания шествия гостей пригласили в обеденный зал. Мне отвели место по правую руку от маркиза, а донья Анна сидела напротив, рядом со своим отцом. Мне приходилось изо всех сил стараться, чтобы командор не заметил, как я наблюдаю за его дочерью.

Стол был роскошный. Для начала подали королевский салат из всевозможных фруктов, овощей, засахаренного миндаля и вишен. За салатом последовали яйца с пряностями и лосось, потом принесли устриц и креветок. В числе гостей не было ни одного, кто ел бы с таким аппетитом и удовольствием, как это делала донья Анна. Для меня же наивысшим наслаждением было наблюдать за тем, как она кушает. Словно зачарованный, я следил, как высовывается ее язычок, а губы втягивают сочную мякоть устриц. Она не вполне избавилась от своих деревенских привычек, а потому то и дело причмокивала от удовольствия. Я был не единственным, кто не мог оторвать от нее глаз, она поняла это и огляделась со смущенной улыбкой. Едва повстречавшись со мною взглядом, она отвернулась. Меня всегда удивляло, что люди, так тщательно скрывающие от посторонних глаз свои интимные отношения, ни мало не смущаются, вкушая пищу. А ведь этот процесс такой же интимный и такой же чувственный. Заметив наш обмен взглядами, Альма улыбнулась.

Слуги принесли горячее — никак не меньше десяти блюд. Там были куропатки и голуби, ломтики ветчины и колбасы, приправленные дольками лимона, гвоздикой и чесноком. Аппетитное свиное жаркое подали с мелко нарубленным мясом цыпленка в сладком молочном соусе. Потом настал черед зайчатины, телятины, оленины. И наконец, поросенок, запеченный целиком. Когда я жил у маркиза, то имел возможность наблюдать, как повара готовят все эти блюда. Только музыкант способен по-настоящему оценить исполнение виртуоза, и только тот, кто знает секреты приготовления пищи, может по достоинству оценить всю кулинарную палитру.

Каждое блюдо донья Анна вкушала с неизменным удовольствием. В конце концов командор не выдержал, наклонился и что-то прошептал ей на ушко, после чего она взяла салфетку, вытерла измазанные соусом руки и аккуратно промокнула уголки рта.

Наконец принесли десерт. Тут были зеленоватые ломтики дыни, гранаты с надрезанной красной кожурой и жемчужный виноград. А венчали пиршество всевозможные сласти — фруктовые пироги, яичные желтки в сахаре, миндальные пирожные, сыры, оливки и лакричные пастилки. Пробуя то и другое, донья Анна опять чересчур увлеклась — она тихонько стонала и причмокивала от удовольствия. Сейчас она была похожа на актрису, которая забыла свою роль и пустилась во все тяжкие.

Я поймал себя на том, что, поедая ломтик сочной дыни, тоже причмокиваю и облизываюсь. Альма, не желая отставать, начала сладко постанывать, отправляя в рот ягоды с большой виноградной кисти. Маркиз, который до этого беззвучно поглощал ягодный пирог, перестал жевать и поочередно взглянул на каждого из нас. Его взгляд задержался на донье Анне, которая теперь занялась бесчисленными зернышками граната. Возможно, он не хотел оставлять ее в неловком положении, а возможно, просто решил разделить наше удовольствие. Так или иначе, он тоже принялся стонать и причмокивать, и клубничная начинка потекла по его подбородку, словно кровь.

Остальные гости, не желая обидеть хозяина, вынуждены были присоединиться к нашему хору. Доедая миндальные пирожные, сыр, оливки и конфеты, они старались как можно громче выразить свое удовольствие. Донью Анну наши музыкальные упражнения привели в восторг. Один лишь командор не одобрял этот языческий разгул. Он отодвинул стул, взял дочь за руку и сказал:

— Бой быков вот-вот начнется.

При этом он неодобрительно посмотрел в мою сторону, как будто именно я был виновником всего этого безобразия. Или, возможно, он просто заметил взгляды, которые я украдкой бросал на его дочь.

Насытившись, но не утолив своей жажды, я отправился на балкон вместе с другими. Правда, теперь я думал не только о донье Анне, но и о своих друзьях, ведь в числе тореадоров будут дон Хосе и дон Эрнан. Я волновался за них. В прошлом месяце погибли три тореадора, хотя быков было вдвое меньше, чем сегодня.

Площадь успели огородить, а напротив собора специально для короля разбили просторный голубой шатер. Там же восседали мэр и другие сановники, как светские, так и церковные, в числе которых, разумеется, был и верховный инквизитор. Несколько лет назад был издан указ, который запрещал священнослужителям посещать подобные зрелища, однако никто не собирался выполнять это требование, и его пришлось отменить. К счастью для нас, инквизиторы тоже увлекаются боями быков и даже расценивают их как достойную жертву во славу Спасителя. Бесчисленные зрители столпились за изгородью, наскоро сколоченной из неотесанных бревен. Тот, кто успел, укрылся в тени галереи, остальным пришлось стоять под палящим солнцем.

После того как король занял свое место, публике представили дона Хосе, дона Эрнана и других участников предстоящего боя. Как всегда бывало перед сражением, они выпили за обедом слишком много вина, и эта невоздержанность могла дорого обойтись каждому из них. Рога быков, по традиции, специально затачивали, чтобы сделать зрелище более захватывающим. Участники были одеты в красные туники и черные шляпы с плюмажем. Шляпу дона Хосе украшало голубое страусиное перо, а шляпу дона Эрнана — красное. Каждый был вооружен шпагой и кинжалом.

Дон Эрнан повязал шею красным шарфом, показывая таким образом своей любовнице, что предстоящий подвиг он посвящает ей. Чтобы произвести впечатление на донью Анну, в какое-то мгновение мне тоже захотелось принять участие в состязании, однако этот порыв быстро улетучился. Перспектива рисковать собственной жизнью ради эфемерной славы, не слишком привлекала меня. Я предпочитал добиваться высочайшего из удовольствий, а не тешить свое тщеславие.

В знак уважения к публике тореадоры по кругу объехали арену верхом на лошадях, глаза которых были прикрыты шорами. После этого из загона выпустили две дюжины быков. Не теряя времени, тореадоры принялись вонзать в их бока стальные пики, стараясь при этом провернуть наконечник в теле животного. Я заметил, как дон Хосе подъехал к быку сбоку и, резко откинувшись в седле, умело воткнул свою пику, а потом — вторую и третью. Я закричал во все горло, стараясь поддержать его.

По черным спинам быков стекали алые струйки крови. Люди в толпе продолжали болтать между собою, и меня опечалило их явное пренебрежение к тореадорам, которые подвергали себя такой опасности. В толпе продавали лимонад и клубнику, и, чтобы придать зрелищу остроту, на арену выпустили дюжину кошек.

В толпе послышался смех, когда один из торговцев побежал от быка и спрятался в бочке, а другой прыгнул в фонтан. Он даже взобрался на статую Гермеса, будто бык мог растерзать его прямо в фонтане.

Я пристально всматривался в скопище быков, людей и лошадей на арене. В какой-то момент мне показалось, что победа достанется дону Хосе, которому удалось вонзить в быка больше лезвий, чем кому-либо другому. Однако потом мое внимание отвлек дон Эрнан, чей огромный красный шарф развевался на ветру. Его дела были совсем плохи. Большой бык, с которым он сражался, выбил его из седла. Честь тореадора требовала довести начатое до конца. Он храбро вскочил на ноги и бросился на быка с обнаженной шпагой. Меня всегда удивляло, что зрители одинаково болеют за быка и за тореадора, непременно желая увидеть, как отчаянно защищается животное перед своим неизбежным концом.