Строптивые фавориты - Наталия Сотникова

При дворе возникновение этого нового союза произвело сенсацию, историки считают, что эта карта была лучшей из всех разыгранных Мари. Вскоре было продемонстрировано блестящее подтверждение силы, или даже, скорее, мощи обретенного ею влияния. Для того чтобы это было более понятно российскому читателю, следует сделать краткий экскурс в предшествующие события.

Французские короли считали, что дворянство должно было хранить им верность и повиноваться. Дворяне же придерживались мнения, что их независимость, гордость и спесь предполагают некоторую долю неповиновения и право дерзить монарху. Особенно это казалось вопросов чести, каковые, в их глазах, служили достаточным оправданием для самых диких поступков. И если на полях сражений они без малейшего колебания шли в бой с кличем «За веру, короля и честь!», то в обыденной жизни считали своим правом дерзить суверену. Это в особенности касалось больного вопроса дуэлей.

Потери, которые несло дворянство в результате дуэлей, были настолько велики, что со второй половины XVI века короли выпускали один за другим указы о воспрещении этих смертельных поединков, но прока от них не было никакого. Людовик XIII также издал в 1626 году повеление о запрете дуэлей под страхом смертной казни, которое не произвело на его подданных ни малейшего впечатления.

Человеком, который бросил вызов королю, был заядлый дуэлянт граф Франсуа де Монморанси-Бутвиль. Несмотря на свои двадцать шесть лет, он имел в активе двадцать одну дуэль. В 1624 году за убийство на дуэли соперника Верховный суд Парижа вынес решение повесить его чучело. Де Бутвиль вместе с друзьями показал свое полное презрение к приговору тем, что сломал виселицу и уничтожил чучело. В 1626 году де Бутвиль убил на 22-й дуэли графа де Ториньи и вместе со своим секундантом и другом де Шапелем сбежал в Брюссель, располагавшийся тогда в Испанских Нидерландах. Наместница испанского короля в Нидерландах, инфанта Изабелла, взяла с де Бутвиля обещание, что он воздержится от поединков на подведомственной ей территории. Однако друг погибшего, маркиз де Бёврон, поклялся отомстить за убитого и вызвал де Бутвиля на дуэль. Король отказался разрешить возвращение де Бутвиля в Париж или ко двору, на что уязвленный дворянин заявил, что он будет «бесконечно драться в Париже на Королевской площади[46]», и вернулся из Брюсселя.

Дуэль состоялась 12 мая 1627 года, дрались шесть человек: два дуэлянта и четыре секунданта. В результате был убит один секундант, второй ранен, маркиз де Бёврон со своим секундантом бежали в Англию, а де Бутвиль с де Шапелем пытались укрыться в Лотарингии, но были арестованы. После тщательного расследования Верховный суд приговорил обоих к смерти. Невзирая на мольбы беременной жены де Бутвиля[47] и заступничество вельмож самого высокого ранга, Людовик, которого иногда именовали также Справедливым, заявил:

– Мне жаль его супругу, но я хочу и должен сохранить мой авторитет.

22 июня де Бутвиль и де Шапель были обезглавлены на Гревской площади. Такая показательная казнь должна была отбить у всех забияк желание драться на дуэлях. Естественно, никто даже и ухом не повел, просто поединки устраивались в укромных местах или же за городом. Но не таков был герцог Клод де Шеврёз, чтобы прятаться в закоулках. Надо сказать, что семейства герцогов Лотарингских и Конде-Монморанси недолюбливали друг друга и не теряли ни единой возможности выказать эту неприязнь. В описываемое время Клод пребывал в дурном расположении духа, ибо у него болели зубы и воспалился глаз. Герцог де Монморанси имел несчастье сочинить по этому поводу какой-то насмешливый стишок и пустил его в оборот при дворе. Встретив его на выходе из Лувра, Клод безо всякого стеснения назвал шутника «мерзавцем». Де Монморанси выхватил шпагу, Клод отреагировал так же. Соперников разняли подоспевшие мушкетеры, памятуя о строгом применении нового указа. Герцог де Шеврёз тотчас же вскочил на лошадь и помчался в свое поместье. Извещенная об этом событии Мари незамедлительно поспешила к кардиналу. Тот сумел замять дело: Клода наказали пятнадцатью сутками заключения в его поместье Дампьер под надзором местного представителя закона, который сам пуще огня боялся влиятельного герцога, а Монморанси был вынужден отправиться в изгнание на свои земли в Лангедоке.

Альянс герцогини и кардинала достиг такого уровня, что его преосвященство диктовал Мари письма к Карлу IV Лотарингскому, увещевавшие его не поддаваться на подстрекания Гастона Орлеанского. Гастон находился в Лотарингии в бегах, исходил бессильной злобой и, по привычке, пытался состряпать очередной заговор. Почва для того была более чем благодатной, кардинала де Ришелье ненавидела вся придворная знать. Она возлагала на него ответственность за те удары, которые с 1624 года были нанесены по правам вельмож-феодалов, хотя большинство этих жестких мер были приняты по решению короля и иногда противоречили мнению самого кардинала. Но нет ни малейшего сомнения в том, что Мари вела двойную игру. Она по-прежнему оставалась верна Анне Австрийской, теша себя надеждой, что тем или иным образом жизнь посодействует исполнению давно лелеемой ею мечты. Как у короля, так и у кардинала дела со здоровьем обстояли чрезвычайно плохо. Неизбежно один вскоре отдаст Богу свою проклятую душу, вслед за ним упокоится и другой, так что будущее за Анной Австрийской и Гастоном, которые на здоровье не жаловались.

Постепенно стало заметно, что кардинал явно поддался чарам герцогини де Шеврёз. Известно, что кардинал в молодости не намеревался посвятить себя служению Господу, согласно традиции третий сын в семье предназначался для военной карьеры. Но во владения семьи входило бедное епископство Люсонское, и молодой человек, получивший блестящее образование, был вынужден стать епископом. Не стоит забывать, что он начинал свою карьеру фаворитом Марии Медичи. Так что ничто земное ему не было чуждо.

Кардинал обрел постоянную любовницу в лице своей племянницы, герцогини д’Эгийон, урожденной Комбале, и проявлял живой интерес к одной из первых легендарных куртизанок Парижа, Марион Делорм, которая пару раз навещала его. Считалось также, что де Ришелье был неравнодушен к Анне Австрийской и довольно настойчиво домогался ее любви. Многие современники подтверждают его склонность к герцогине де Шеврёз. Придворная дама Анны Австрийской, мадам де Моттвиль, писала в своих мемуарах: «Невзирая на суровость, каковую он проявлял к мадам де Шеврёз, он никогда не выказывал ненависти к ней, и ее красота чаровала его». Историки считают, что кардинал признался ей в любви, ибо в письмах Мари, достаточно холодных, герцогиня упоминает о «чувствах, которые вы питаете ко мне». Тем не менее не стоит забывать, что все действия де Ришелье имели жесткую политическую подоплеку и его жажда власти подавляла все прочие устремления. Что же касается герцогини, то она, как всегда, использовала страсть мужчин к ней как средство в политической игре. На сей раз она постаралась разжечь ревность между де Ришелье и ее новым любовником, маркизом де Шатонёф.