Строптивые фавориты - Наталия Сотникова

Тем временем Мари в перерыве между празднествами благополучно разрешилась от бремени здоровенькой дочкой, которую нарекли Анной-Марией, причем английская королева пожелала быть крестной матерью. Примерно в это же время произошла знаменитая история с алмазными подвесками, которые Анна Австрийская подарила герцогу. Он имел неосторожность украсить ими свой костюм по поводу бала, который давал в своем роскошном особняке Йорк-хаус на берегу Темзы. Графиня Люси Карлайл, жена дипломата, его бывшая любовница, сумела незаметно отрезать два подвеска и отправить их кардиналу де Ришелье, который теперь имел возможность скомпрометировать Анну Австрийскую в глазах ее царственного мужа. По воспоминаниям де Ларошфуко, Бекингем заметил пропажу в тот же вечер и отдал распоряжение закрыть все порты Англии, а своему ювелиру приказал срочно изготовить копии украденных украшений. В результате подвески графини попали к кардиналу с опозданием, и одновременно в Париж прибыли копии от Бекингема. Таким образом, Анна Австрийская появилась на балу в парижской ратуше, который устраивали старшины столицы, в наряде с подвесками, и надеявшийся скомпрометировать ее кардинал был посрамлен. По другому варианту этой истории, Бекингему отдала свое похожее украшение Мари де Шеврёз.

После родов Мари и ее супруг переехали во дворец Бекингема, где она провела некоторое время в очень тесном общении с хозяином. Епископ Мендский писал де Ришелье: «Холленд передал свою добычу Бекингему». Для историков так и осталось загадкой, стала ли Мари любовницей герцога или просто подогревала его страсть к королеве. Обычно делается ссылка на мемуары одного из предводителей Фронды, кардинала де Реца: «она [мадам де Шеврёз] нам сказала…, что, по прихоти судьбы, ее любовь и уважение никогда прежде не соединялись во влечении к одному человеку, за исключением „бедного Бекингема“».

Не без подстрекательства Мари Бекингем принял совершенно безумное решение любой ценой возвратиться во Францию. С этой целью герцог принялся усложнять жизнь королеве Генриэтте-Марии, приставил к ней в качестве фрейлин свою мать, жену и графиню Люси Карлайл, а приближенный французский штат отправил обратно на родину. Но новобрачная вовсе не собиралась поддаваться этому давлению, и между супругами возникли распри. Бекингем упорно распалял неприязнь молодой королевы к себе. Ему были на руку семейные ссоры, он надеялся, что Генриэтта-Мария нажалуется брату, и у него появится повод приехать во Францию для урегулирования этих проблем.

Тем временем беспокойство Ришелье все возрастало: с одной стороны, эта любовница Холленда, сумевшая также очаровать Карла I и Бекингема, стала явной английской шпионкой, с другой, она поддерживала прямую связь с Анной Австрийской и своей крестной матерью, Марией Медичи. По наущению кардинала Людовик XIII потребовал возвращения супругов де Шеврёз в Париж, считая их миссию завершенной: Карл пообещал, что условия брачного договора будут соблюдены. Но Мари нравилось в Лондоне, и она упросила английского короля продлить их пребывание. Однако просьба Карла I была отвергнута, и чете де Шеврёз пришлось вернуться в Париж, вооружившись письмом от короля, воспевавшим достоинства супругов.

Возвратившись в Париж, Мари начала продвигать идею приезда Бекингема в Париж в качестве посла. Предлогом для этого послужила высылка на родину французского штата Генриэтты-Марии. Но Карлу I на соответствующий запрос направили ответ от Людовика XIII: «Если Бекингем хочет вернуться во Францию, вы должны начать исполнять статьи брачного договора». После такого плохо прикрытого отказа между кардиналом и Мари началась война. Герцогиня уверила королеву в том, что кардинал возводит на нее напраслину перед супругом, переставшим делить ложе с ней. Но ведь рождение наследника стало бы спасением для Анны. Масла в огонь подливала королева-мать, которая всегда старалась усадить на трон любимого младшего сына Гастона, герцога Анжуйского, совершенно непригодного для правления.

В ту пору ему исполнилось всего семнадцать лет, он был ленив, тщеславен, труслив, легко подвержен постороннему влиянию и к тому же вел разгульный образ жизни. Еще отец, Генрих IV, планировал женить его на принцессе Монпансье из рода Гизов, самой богатой наследнице королевства. Этот проект поддержал де Ришелье, так что в конце 1625 года было объявлено о предстоящей свадьбе. Несмотря на колоссальное приданое невесты, у Гастона не лежала душа к этому браку. Он также не оставлял надежды взойти на трон, для чего был готов на любую низость; и предпочел бы жениться на какой-нибудь иностранной принцессе, чтобы, во-первых, иметь поддержку в лице ее родни, а, во-вторых, в случае необходимости, найти убежище за границей.

Анна Австрийская опасалась, что у Гастона пойдут дети, в таком случае, учитывая неважное здоровье Людовика, корона, в случае его смерти, отойдет брату. Мари также беспокоила перспектива, что ее подруга может оказаться не у дел, и она с жаром взялась за сплочение противников женитьбы Гастона, сколачивание так называемой партии «неприятия брака». Надо сказать, герцогиня нашла немало приверженцев этой идеи, ибо многие придворные предпочитали жизнерадостного и снисходительного Гастона его мрачному и мстительному брату. Кстати, Анна Австрийская состояла в хороших отношениях со своим деверем и откровенно любила его общество. Мари развила бурную деятельность, и вскоре образовался заговор, в котором к Гастону присоединились братья-герцоги Сезар и Александр Вандомские, побочные сыновья Генриха IV, принц де Конде, губернатор Парижа граф де Суассон, видные вожди гугенотов, герцоги де Лонгвиль и де Невер, губернаторы соответственно Нормандии и Шампани. Через графа Карлайла в Англии Мари обеспечила гугенотам поддержку герцога Бекингема, т. е. заговор выходил на международный уровень. Поскольку конкретно заниматься прозаическими подробностями планируемой операции было делом не царским, нити комплота сосредоточились в руках маршала д’Орнано, гофмейстера Гастона.

По странному стечению обстоятельств во французской истории этот заговор столь высокородных вельмож, в котором, несомненно, была замешана и королева Анна Австрийская[42], получил название по имени одного из самых незначительных его членов, гардеробмейстера Людовика XIII, графа де Шалэ, единственного, кто заплатил за это, обреченное с самого начала на провал предприятие, своей жизнью.

Анри де Талейран-Перигор, граф де Шалэ (1599–1626), происходил из очень древнего дворянского рода, который на рубеже XVIII–XIX веков прославил другой его отпрыск, небезызвестный политический деятель князь Талейран. По матери он был внуком маршала де Люка и обладал всеми теми качествами, которые тогда ценились в истинном французском дворянине: храбростью, граничившей с бесшабашностью, гипертрофированным чувством чести и сильно выраженной склонностью к галантным похождениям. Он успел повоевать в тяжелейших условиях при осаде одного из оплотов гугенотов, укрепленного городка Монтобан, которая была столь блистательно провалена главнокомандующим, герцогом де Люинем. Де Шалэ с детства вращался при дворе, был красив (его внешность несколько напоминала печальной памяти фаворита Людовика XIII де Сен-Мара), остроумен, весел, родовит, так что его назначение гардеробмейстером короля было воспринято как нечто само собой разумеющееся. Служба хранителя королевского гардероба при Людовике XIII была весьма необременительна. Во-первых, скупой король свел количество своих туалетов к строгому минимуму, причем одежда использовалась до тех пор, пока не износится до неприличия. Во-вторых, всем цветам монарх предпочитал черный, что опять-таки ограничивало хлопоты, связанные с поставщиками и портными. В-третьих, Людовик денно и нощно пропадал на охоте, что опять-таки сужало круг обязанностей гардеробмейстера.