Клетка для соловья - Елизавета Соболянская

Финн не посвятил его в подробности исчезновения дочери, но упомянул, что Маргарита Александровна обнулила свои счета.

– Хватает, – отмахнулась девушка, аккуратно усаживаясь за раму, – просто сейчас уже в саду все дела закончились, вот я и занялась, чтобы не скучать.

Соловей тихонечко выдохнул. Найти следы Секлетиньи удалось случайно – помог поиск по фотографии. Внешность они с бабушкой не меняли – так, волосы покрасили, одежду изменили. А в институте делали съемку на первое сентября, и выложили снимки в сеть. Иккон, регулярно мониротящий ресурсы нашел эти фотографии, вышел на учебное заведение, и раскрутил цепочку. Получив листок с новым именем и адресом, Горецкий сначала даже испугался. Нашел. Да. А что, если у Клеточки уже другой? Что если она замужем, счастлива и не желает его видеть? Но помучившись несколько часов решил – как бы там ни было, он должен принести ей свои извинения. И… попросить вернуться. Хотя бы ради Финна. На несколько дней.

Но Антон даже не подозревал о беременности! Когда он увидел ее такую… Уютную, теплую, закутанную в огромный свитер, обтягивающий круглый живот, он замер не зная, как реагировать. Потом соотнес ее бережный шаг, прошедший срок и понял, что отцом с большой вероятностью может оказаться он. А значит… он виноват еще больше, чем думал!

Удивила его и реакция Секлетиньи. Ни слез, ни обвинений. Просто пригласила в дом. Показала свой новый мир, и… детскую. Тут уже стояла кроватка, столик, застеленный толстым зеленым покрывалом, упаковка памперсов, присыпка, стопочка какой-то одежды. В углу – средних размеров простая кровать, тоже аккуратно застеленная.

– Сегодня здесь поспишь, ладно? – сказала Клеточка, и добавила: – поздно уже, а ты устал с дороги. Пойдем покажу тебе душ. Там бритва есть. Скоро ужинать будем…

И все так спокойно, ровно…

Горецкий невольно подчинился ей. Вымылся, побрился, вспомнил, что в кофре есть футболка и спортивные штаны, но грязные – он в них ночевал по дороге сюда. Но обнаружил, что вместе с полотенцем ему сунули огромную синюю футболку в цветочках и коротковатые, но эластичные спортивные штаны.

Когда вышел, Клеточка улыбнулась:

– Так и думала, что тебе пойдет. Это мои, летом носила, чтобы не жарко было. Пойдем есть, бабуля зовет.

За столом Горецкий чувствовал себя неловко, но ароматы от тарелок поднимались сказочные, а он успел проголодаться, да и вообще питался в пути абы как, старательно выжимая из байка километры. После еды, его немного осовевшего отвели в комнату, и погасили свет. Он упал на постель и отключился. Что тому виной – усталость, нервное истощение или что-то еще, но мужчина провалился в сон, даже не укрывшись одеялом.

Проснулся в потоках солнечного света, заливающего комнату. Тяжелое одеяло кутало плечи. Рядом на тумбочке стояла чашка кофе, обещая бодрый день. Он встал, сделала три глотка, и бодро отправился умываться, словно всю жизнь прожил в этом домике. Время оказалось уже обеденное. На круглом столе в общей комнате под полотенцем его ждал поздний завтрак. Очень простой, деревенский и сытный – вареная картошка с маслом и зеленью, соленые огурцы, хлеб, чай, и аккуратно нарезанное сало. Тут же лежала записка: «Клеточка уехала на учебу. Галина ее отвезла, потом зайдут к доктору. Я ушла за хлебом».

После завтрака, Горецкий вспомнил про свой мотоцикл – дошел до сада, перегнал транспорт поближе к дому, пристроил под навес. Вынул из кофра грязные вещи, отнес в стиральную машинку, но включать не стал – решил подождать хозяек дома. Рядом с навесом обнаружил груду не колотых дров, нашел топор, колун, оселок, привел инструменты в порядок и взялся за дело. Так разогрелся, что снял футболку, с удовольствием изгоняя страх из тела тяжелой работой.

Маргарита Александровна вернулась из магазина, глянула издалека на его старания, и вошла в дом. Вышла минут через сорок – развесить на веревке выстиранную одежду. Посмотрела на расколотые чурбаки, и позвала в дом:

– Дрова прихвати, печь протопим, чтобы Клеточка не мерзла. Доктор говорит железа в крови маловато. Фрукты ест, на солнце гуляет, а все не то.

Антон молча нагреб, сколько в руках поместилось и пошел в дом. Сложил в дровницу, понаблюдал, как женщина привычно растапливает печь. И затоптался, не зная, куда себя деть.

– Иди умойся, – поняла его без слов Маргарита Александровна, – сейчас чаю выпьем и пойдем дрова складывать. Чтобы порядок во дворе был.

Они выпили обжигающего ароматного чая с домашним мармеладом:

– Клеточке врач соль и сахар запретил, а вот фрукты – можно, так я и научилась мармелад варить, – похвасталась счастливая бабушка.

Потом они сложили дрова, и едва успели войти в дом – подъехала машина. Галина помогла выйти бледной Клеточке, а навстречу уже спешили Маргарита Александровна и Горецкий:

– Все в порядке? Почему бледная такая? – встревожилась бабушка.

– Хорошо все, ба, – Секлетинья покачнулась, и Горецкий тотчас обнял, и бережно повел в дом. – Кровь брали, а мне что-то нехорошо стало. Устала, и поесть забыла…

– Тогда быстро за стол! – потребовала Маргарита Александровна.

После еды Клеточка прилегла на диванчик в общей комнате, прикрыла глаза, и словно бы задремала. Галина ушла к машине – помыть. Маргарита Александровна – в сад. Они остались в доме одни, и Антон наконец решился – присел рядом, взял в ладони узкую бледную ладошку:

– Клеточка, надо поговорить.

– Слушаю, – она не стала открывать глаза. Да, ее волновало его прикосновение. Хотелось тесно прижаться к мужчине, вдохнуть его запах, надышаться им до одури, прогнать страхи, но…

– Я виноват, что поверил. Иккон помог найти тех, кто тебя оговорил. Они… заплатили.

Клеточка пожала плечами. Ей от мести ни жарко, ни холодно. Она этим неизвестным оговорщикам зла не желала.

– Ты можешь вернуться. Отец и Арина буду рады. Женька очень подрос. Я… дом достроил.

Секлетинье пришлось открыть глаза, чтобы посмотреть на Горецкого, как на маленького мальчика ничего не понимающего во взрослой жизни:

– Антон, а зачем мне возвращаться? У папы и Арины своя жизнь. В гости съезжу когда-нибудь, но сейчас мне летать нельзя, а поездом долго. Да и учеба у меня. Дом твой… Ну так это твой дом. Рада, что ты его завершил. Живи.

– Секлетинья! – Горецкий начал сердиться, – а как же ребенок?

– А что ребенок? – Клеточка улыбнулась и погладила живот, – он скоро родится. Все необходимое у нас есть. Если не хватит – купим.

– И отца ему купишь? – вспылил Соловей.

Вот зря это он! Всю благость из девушки вымело в один миг.

– И отца куплю, если понадобиться! – довольно резко сказала она. – Ты вообще здесь при чем?

– Это мой ребенок! – набычился Горецкий в ответ.

– Дааа? – притворно-удивленно протянула Секлетинья, – а как же моя фальшивая невинность? Как же моя меркантильность? Бедного Антошеньку наглая девица захомутать хотела!