Сложенный веер - Сильва Плэт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лорд-канцлер задумчиво кивает. Но отвечает совсем не на вопрос:
— Знаешь, я бы не стал делать этого для тебя…
— Тебе и не нужно было. Тогда в Кимназе творилось такое… война просто должна была затянуться. У королевы не было выбора, кроме как женить нас на своих сестрах и отправить махать мечами. Ни о каком дуэме не вспоминали еще года два.
— Не повезло нашим мальчишкам.
— Да. Корвус… (Старшего Дар-Эсиля зовут так же, как знаменитого предка). А ведь Акила откажет.
— Я знаю.
— Ты же не позволишь своему… У парня нет ни единого шанса. Акила его в куски порубит.
— Хммм? Ты так думаешь?
— К гадалке не ходи. Дар-Акилы — третьи мечники Аккалабата, после нас и Пассеров.
— Я не об этом. Ты, действительно, думаешь, что я ему не позволю?
— Корвус, ему шестнадцать лет, и он будущий лорд-канцлер Аккалабата. Это… — лорд Дар-Халем ворочает на языке любимое слово даров Эсиля: —…непредусмотрительно.
— Именно потому, что он будущий лорд-канцлер. И даже очень предусмотрительно. Мальчишка не продержится у трона и дня, если за его спиной не будет мечей Дар-Халемов.
— И поэтому ты ему разрешаешь.
— И поэтому тоже. И, кроме того, я люблю твое эгребское, не знаю уж, откуда ты его достаешь в таких количествах… даже у меня уже нет.
— Я просто только с тобой пью. А ты вечно назовешь кого ни попадя…
— Это политика, милый, по-ли-ти-ка. Тебе не понять.
— Мне многого не понять, Корвус.
— Ну, а вот такую простую вещь, например. Предположим, твоего мальчишку уволочет Дар-Акила…
Лорд Дар-Эсиль морщится. Ему неприятно даже произносить это имя. Но он продолжает, покачивая в руке почти полный бокал:
— Мой — уедет жить в столицу. А мы с тобой, как старые верные друзья, по-прежнему будем собираться здесь у камина, пить твое эгребское… Может, Дар-Акила заедет… со своей деле.
Увернуться от прямого удара правой ему удается, даже не расплескав вино. Миг — и лорд Дар-Эсиль уже за спинкой кресла, в котором сидел только что. Качнул бокалом, рассматривая вино на свет, чокается в воздух, пьет до дна. Только расширенные зрачки выдают то усилие, каким лорд-канцлер оказался вне досягаемости летящего в лоб тяжелого кулака. Лорд Дар-Халем стоит, облокотившись на столик, из его груди вырывается хриплое дыхание.
— Корвус…
Лорд Дар-Эсиль останавливает его жестом. Спокойно возвращается в кресло, оправляет орад:
— Судя по разбитой физиономии Сида, когда они вломились сюда из сада, в вашей семье мордобитие — это наследственный способ поддерживать беседу. Почему, скажи, я не начинаю махать кулаками, когда слышу от своего лучшего друга, Дар-Халем… Лучшего! И единственного. «Ты же не позволишь ему… это не предусмотрительно»?
Лорд Дар-Халем несколько мгновений разглядывает свои руки. Глухо смеется:
— Это… непредусмотрительно. Корвус…
— Что?
— Прости.
— Проехали. Но неужели, правда, была последняя? — лорд-канцлер смотрит так жалобно, что хозяин дома всплескивает руками в шутливом жесте капитуляции и ловким движением извлекает из-за спины, из-за кресельных подушек такую же бутылку.
Сид Дар-Эсиль одиннадцать лет назад
Мощный отножной удар справа — уход на левую ногу — засечный слева — выход на вертикальный справа… Хьелль каким-то невероятным образом оказывается сзади, прижимает к горлу кинжал.
— Ты опять пропустил меня за спину.
— Ты быстрее, — оправдывается Сид.
— Расскажешь Дар-Акиле. В стойку. И работай, ради прекрасной Лулуллы, ногами.
Подплужный правый с длинной рукой — отножной слева — короткая рука, ноги вместе — горизонталь справа…
И Сид снова получает гардой под ребра.
Хуже всего то, что он уже выжат до предела, а Хьелль даже не вспотел.
Он дерется любимым оружием Дар-Акилы — в правой руке длинный трехгранный меч, в левой — умбренский кинжал. У Сида — фамильные клинки Дар-Эсилей. Почти такие же, как у Дар-Халемов: прямые, обоюдоострые, немного сужающиеся на конце. Один — длинный, второй — короткий. Только у Дар-Халемов длинный меч будет чуть подлиннее, а короткий — пошире и покороче. Но это сейчас не важно. Драться Сиду не с Хьеллем. Тот даже работает не в своей обычной манере, а копирует технику Дар-Акилы. Насмотрелся за эти два года.
— Отдохнул? В стойку.
Горизонталь справа — левая нога вперед…
Меч вырывается из правой руки Сида и взлетает в воздух. Сид провожает его глазами, садится на траву, обхватывает колени руками. Хьелль, прищурившись, следит за траекторией меча, подпрыгивает, немного помогая себе крыльями, ловит оружие за рукоять. Его клинки уже давно в ножнах. Он не спеша подходит, устраивается рядом с Сидом, осторожно касается плеча.
— Брось ты все это… плохая идея.
— Но ведь… твой отец и мой… они так не считают, — нерешительно начинает Сид, кивает сам себе и заканчивает уже более уверенно, — в противном случае из нас бы сразу сделали фарш.
— Может быть, они рассчитывали, что Акила отступится.
— Ты, вправду, веришь в то, что только что сказал? Для него теперь двойное удовольствие: заполучить деле королевской крови и нагадить Дар-Эсилям. Спит и видит. Что я не так делаю?
Прежде чем ответить, Хьелль долго смотрит на солнце, ерошит Сиду рукой волосы, выбившиеся из-под повязки.
— Ты все делаешь не так. Я не могу понять, почему. Чего-чего, а дырок в технике у тебя не было. Отключиться в самый неподходящий момент — да. Сбросить скорость, потерять координацию — твои любимые штучки. Но технику тебе ставил отец, все должно быть нормально. А ты даже не замечаешь, когда открываешься. В общем, вставай, курица. Если еще не передумал.
Хьелль протягивает меч рукоятью вперед.
Вставая в позицию, Сид интересуется:
— Что такое «курица»? Земное ругательство?
— Курица — это домашняя птица. Белая. Или рыжая. Или черная. Их выращивают, а потом едят. Довольно вкусно. Крылья у нее чисто рудиментарные, она толком не умеет ими пользоваться. Как ты — мечом…
После Когнаты Сид знает, кто такие птицы. Разнообразие существ, умеющих летать, на других планетах его впечатлило. В небесах Аккалабата не летает ничего, что могло бы мешать крылатым дарам.
Атака — прием — проворот меча над головой — выход на выпад — закрыться — принять лезвие в лезвие — сбив…
«Хорошо, что у Хьелля нервы крепче сплава, из которого сделаны мечи. Я бы сам с собой не выдержал», — покаянно думает Сид, полуоглушенный, поднимаясь с земли. Вслух же он произносит: