Google для разбитых сердец - Эмма Гарсия

– Нет.

– Так чем же ты займешься? Будешь изучать фотку его новой подружки? Сыпать соль на свои сердечные раны? Или ты намерена валяться в кровати и читать книги по психологической самопомощи?

Я невольно метнула взгляд на «Твой путь к свободе».

– Очень может быть, я выберу одно из этих занятий.

– Вив! Хватит посыпать голову пеплом! Жизнь прекрасна, и она еще не кончилась!

– На самом деле я собираюсь к бабушке, – говорю я.

Это вовсе не ложь – сейчас я позвоню ей и сообщу о своем приезде.

– Ты что, решила заморить себя скукой? – грохочет Люси.

– Я поеду вместе с Максом, – сообщаю я.

Это тоже не ложь – сейчас я позвоню ему и предложу составить мне компанию.

– Что ж, если хочешь жить прошлым, пеняй на себя! – злится Люси.

Не понимаю, почему она считает бешеный секс с незнакомым партнером лучшим средством от всех проблем. Может, у нее вообще нет сердца? Раньше эта мысль не приходила мне в голову.

– А разве ты не должна сегодня встретиться с кем-нибудь из своих… партнеров по траху? – спрашиваю я.

– Идиотский вопрос, – отрезает Люси. – Преимущество партнеров по траху – в том, что ты не должна им ровным счетом ничего.

– Понятно.

– Слушай, ты там не расклеилась окончательно? Голос у тебя до жути мрачный.

– Говорят тебе, я в прекрасном настроении. Ладно, я потом перезвоню.

– Перезвони.

Люси вешает трубку.

Некоторое время я тупо смотрю на телефон, словно ожидаю, что он зазвонит вновь. Но он молчит. Тогда я встаю, тащусь на кухню и открываю холодильник. Полки забиты до отказа. Я вытаскиваю упаковку копченого лосося. На ней полно надписей вроде «превосходный вкус», «натуральный продукт», а также сообщений о том, что эта упаковка соответствует экологическим стандартам. Мне кажется, что внутри вовсе не лосось, а мои надежды. Мои несбывшиеся планы на нынешний уик-энд. Точнее, труп моих надежд и мечтаний. Я держу пакет в руках благоговейно, как молитвенник, и смотрю в окно, на безоблачное летнее небо. Поднимаю стекло и окидываю взглядом переулок, в котором за ночь выросла здоровенная мусорная куча, по большей части состоящая из банок и коробок из-под пива. На вершине кучи гордо красуется использованный презерватив. Я прицельно швыряю туда упаковку с лососем. Моим надеждам и мечтам самое место на свалке. Пусть валяются там посреди останков субботней ночи, такие же бессмысленные и бесполезные. Вслед за лососем в мусорную кучу отправляются сливочный сыр и круассаны. Клубнику ждет лучшая участь – я беру ягоды и по одной метаю в лазурное небо. Парочка их рикошетом ударяются об оконную раму и катятся по полу. Несколько мгновений я размышляю, как поступить с шампанским, потом срываю фольгу и вытаскиваю пробку. Мне удается сделать это без хлопка. Роб всегда говорил, что стрелять пробкой от шампанского – дурной тон. Честно говоря, до тех пор, пока он мне это не объяснил, я обожала открывать шампанское с шумом и кричать при этом «ура!». Я наполняю бокал, залпом выпиваю холодную пузырящуюся жидкость и швыряю бокал на пол. Осколки эффектно брызгают во все стороны. Ногой захлопываю дверцу холодильника и плетусь в спальню одеваться.

Макс приехал без опозданий, хотя пунктуальность не в его привычке. Он причесался, что тоже не соответствует его жизненным принципам. Более того, чмокнув его, я отметила идеально выбритую щеку и странноватый цитрусовый аромат. Джинсы совершенно чистые, а рубашка новая. По крайней мере, я никогда его в ней не видела. В мелкую голубую клетку. Я окидываю его пристальным взглядом с ног до головы.

– С ума сойти, – роняю я.

– Что? Со мной что-то не так?

Макс оглядывается по сторонам так испуганно, словно я заорала: «Атас, ребята! Копы!»

– С тобой все прекрасно, – улыбаюсь я. – Выглядишь офигительно.

– Насколько я могу судить о бабушках, они предпочитают опрятных молодых людей, – ухмыляется Макс. Благодаря зазубринке на переднем зубе ухмылка получается какой-то пиратской.

– Когда это ты успел так хорошо изучить пристрастия бабушек?

– Хватит прикалываться, Вив. Мы едем или нет?

– Едем, едем. Вот только боюсь, такой лощеный джентльмен будет диковато смотреться в компании особы, которая сегодня не мыла голову и нацепила на себя первое, что под руку попалось.

На мне вытертые джинсы трехлетней давности, в которых мой зад выглядит просто фантастически гигантским, и блузка в стиле ретро с кошмарными цветочками. Очень подходящий наряд для неудачницы.

– Хочешь выпить? – спрашиваю я.

– Виски у тебя есть?

– Нет. И вообще, пить виски воскресным утром – дикость.

– А что у тебя есть?

– Шампанское. Розовое.

– Пойдет.

Макс плетется за мной на кухню. Осколки бокала хрустят под моими ковбойскими сапогами. Макс делает вид, что ничего не замечает.

– Ты звонила мне в пятницу. Я пытался перезвонить, но ты не ответила, – говорит он. – У тебя что-то произошло?

– Абсолютно ничего.

– Просто голос на автоответчике был какой-то…

– Роб хочет избавиться от красного кресла, – перебиваю я.

Макс кивает, всем своим видом показывая, что не знает, о чем идет речь.

– Я купила это кресло для него… Как-то раз, осенью, чудным таким деньком, мы гуляли по городу и зашли в магазинчик, где продавалось всякое старье. Там я и углядела это кресло, под грудой хлама. Мне понравился цвет – красный, как помидор.

Макс уперся взглядом в пол.

– Да, почти оранжевый, – продолжаю я. – В общем, очень красивый оттенок. Мы заставили продавца вытащить его на свет, и выяснилось, что это отличное старинное кресло с выгнутой спинкой. Потом я вернулась в этот магазин одна, купила кресло, отдала в мастерскую, где его вычистили и заново набили, и подарила Робу. Он его очень любил. А теперь кресло не пришлось по вкусу его новой подружке… и Роб спрашивает, что я намерена с ним делать.

– Скажи, пусть засунет его себе в задницу, – советует Макс.

– Роб считает, что это должна сделать я. Поверить не могу. Знаешь, я только теперь поняла: он мурыжил меня так долго вовсе не потому, что не хотел жениться. Он не хотел жениться на мне.

Неотрывно гляжу на Макса, пытаясь втянуть назад слезы, застилающие мне глаза. Потом перевожу взгляд в сторону гостиной и пытаюсь представить, как злополучное кресло впишется в мой незатейливый интерьер.

– Нет, я с ума сойду, если оставлю его у себя, – всхлипываю я. – Оно будет постоянно торчать у меня перед глазами, как призрак минувшего… конкретный такой призрак… Но и выбросить его я не могу.

Я слышу, как дрожит мой голос. И почему только это чертово кресло выросло для меня в целую трагедию?