Когда воскреснет Россия? - Василий Белов

Да мало ли чего надоело! Россия вся сидит, как говорится, на этой игле.

Там, у здания телецентра, полыхнула кроваво-дымная вспышка, сопровождаемая мощным хлопком. Раздался единый слитный возглас. Толпа как бы дружно охнула… Метрах в тридцати от Шереметьевского пруда я перевел дух, укрылся за бетонной опорой. Оглушительный треск каких-то незнакомых калибров. Треск этот усиливался, пулевые шмели пунктирными линиями летели из телецентра. Они перекрещивались и безжалостно впивались в гущу людей. Далековато я был от этих людей! (Может двести, может четыреста метров.) Но я знал, чувствовал, как их расстреливают, восторженных, безоружных… Общий гул уже не поглощал крики раненых, проклятья и мат. Люди ложились прямо на асфальт, кидались из стороны в сторону. Некоторые устремлялись к метро. Навстречу бежали и шли новые то ли зрители, то ли поборники правды. Я перебежал дорогу, прислонился к бетонному троллейбусному столбу. Впереди что-то сильно горело, может, машина, может, рекламный щит. У другого края опоры внизу спокойно пристроился какой-то мужичонко. Рядом с ним, укрывшись трофейным милицейским щитом, так же спокойно лежал мальчик лет десяти. «Ты откуда?» — спросил мужичонко. Я сказал, что я вологодский. «А я владимирский, — с гордостью доложился он.

— Приехал вот, вместе с сыном. Постой, постой… А ты не писатель?» Я разозлился, сказал, что надо бы поскорее увести ребенка в безопасное место, что омоновский щит защита не больно надежная. Даже совсем не надежная. Он же начал вдруг просить автограф… Полез в торбу, достал какой-то блокнот с записями. Я расписался в его затрепанной хартии… Шум бэтээровских дизелей со стороны металлического Циолковского, крики «ура, это наши!» прервали мое знакомство с двумя владимирцами. Я побежал навстречу бэтээрам, насчитал их шесть или восемь. Они круто один за другим сворачивали влево…

Не помню, до бэтээров или уже после, в тылу штурмующих остановился автобус. Из него торопливо выскакивали люди, их тоже приняли за наших. Я подошел ближе, чтобы выяснить, откуда они. Суетливо-нервозные, некоторые заметно взвинчены алкоголем… Послышались трусливые, реденькие пистолетные щелчки. (Они палили в воздух либо в асфальт. Но люди, штурмующие телецентр, не обращали на них внимания.) Энергичный регулировщик в штатском принимал все новые легковушки с вооруженными лавочниками, указывая, где встать, что-то командовал… Я побрел ближе к метро…

Сейчас, слушая тогдашнюю пленку, разбирая записи, ловлю себя на том, что мне не хочется описывать ни ту кошмарную ночь, ни последующее утро, с его победным громом демократических пушек. Я ходил и ездил вокруг грачевского стрельбища, как блуждающий спутник… Такого позора, когда пушки в Москве бьют по своим, не было со времен Троцкого. Расстрелян парламент, а парламентская Европа молчит, довольная. Телевизия наша очнулась, вчерашнего страха как не бывало. На улицах Москвы стрельба, а телебарышня щебечет и сует микрофон в лицо первым попавшимся.

— Скажите, у вас есть заветное желание?

Пожилой, видимо, приезжий дядька не может понять, чего ей надо. Камера многозначительно, без комментариев переводится на другой объект. Дескать, что с дурака возьмешь. В объективе уже солдат.

— У вас есть заветное желание?

— Выспаться…

«Выспаться»… «Уехать домой», «Уволиться из милиции». Идет стрельба, гибнут люди. А камера крупным планом показывает упаковку презервативов, брошенную под ноги солдатику. И опять:

— У вас есть самое сильное желание?

На Новом Арбате, около Дома Дружбы, меня остановил человек. Роскошная черная борода, не менее роскошный черный костюм. Где мы знакомились? Не помню. Танки палят по Белому дому. Он спрашивает:

— Как вы смотрите на весь этот бардак?

— Извините, это не бардак…

— А что, если не бардак?

— Это трагедия. Убивают людей, а Вы говорите бардак. Уходит разочарованный. Никак не могу вспомнить фамилию. Вроде из академиков.

У переходов здоровенный блондин в белоснежном свитере плотно окружен мужиками, клеймящими Ельцина:

— Ты скажи, нет, ты скажи, почему ты так за него стоишь?

— Потому что он дает заработать! Я работаю! Первый раз в жизни мне дали заработать!

— Торговлей, что ли?

— Ну и что?

Подходит другой, трусливый, но звонкий. Как мячик отскакивает от спорящих. Блондин в свитере остался без поддержки. Мужики называют его спекулянтом. Хотя сегодня почти все ларьки бездействуют. Горит Белый дом, густой дым валит с верхнего этажа мэрии. Палят грачевские танки.

— Работать надо, а не митинговать, — говорит дама (вся в золоте).

— Это когда ты работала? — усмехается мужчина в сером пальто. — Ты сроду не работала. Не видно, что ли?

Прочитал я этот отрывок из выступления депутата Илюхина и глазам не поверил. Не может этого быть! Наверное, опечатка… Или клевета на вологодского губернатора? Вон бывший губернатор, и сидя в тюрьме, все время твердит, что его оклеветали, что дело его сфальсифицировано. От этой прессы, словно от Жириновского, всего можно ожидать. А я все еще патриот Вологды…

Приехал в столицу «демократического» государства Москву. Позвонил в редакцию «Советской России»: «Правда ли?» — «Все точно», — отвечают. Встретил знакомого, работающего в самой Думе. «Нет ли, — спрашиваю, — какой путаницы? Не может быть, чтобы вологодские чиновники хапали такими порциями!» — «Никакой путаницы, все так и есть», — говорит знакомый.

Нет, никакой ошибки и никакой опечатки не было! Средняя зарплата 8,6 миллиона рублей, премиальные начальнику 293 миллиона, секретарше без мала сорок миллионов…

Все равно никак не верится…

Вернувшись в Вологду, звоню губернатору В. Е. Позгалеву (хотелось устроить встречу без «галстуков»). Но чтобы с ходу дозвониться до губернатора, надо быть, по меньшей мере, его замом. Или хотя бы каким-нибудь мэром. Нет, чего это я буду опять мозолить глаза любопытным губернаторским секретаршам? Схожу-ка я прямиком в этот самый фонд. Но мой журналистский пыл остыл еще в вестибюле, на подходе к тому начальнику, что занимается приватизацией заводов и фабрик. Оказывается, полумиллиардная сумма, ушедшая на премии, давно заинтересовала вологодскую общественность. Как думская коробка с долларами. Оказалось, что областной прокурор не обнаружил в этих гигантских премиях ничего незаконного, что все делается по закону. Судить за такую «премию», как судят бывшего губернатора Подгорнова, нельзя. Состава преступления нет. Значит, и сам Илюхин знал, что такие премии законны? Ничего себе! Этот идиотский закон был принят еще в хасбулатовской Думе. Но какая, в общем-то, разница, кто принимал? И вспомнились многие эпизоды десятилетней давности. Вологодские «демократы», подражая московским, срывали замки, хватали все подряд, «приватизировали» дома, гаражи, базы, склады, конторы с мебелью. И никого из них не арестовали во время этого грабежа, ни одного не посадили! Все происходило, увы, по закону…