Плачу любые деньги - Оксана Обухова

Кроме совести…

Что можно ожидать от девушки, толком не умеющей стрелять, подсечку сделать?..

А кстати… Подсечка!!

Озаренная идеей, Евдокия мигом выдернула из кармана мобильный телефон – пальцы совершенно перестали вибрировать, найденное оружие немного придало уверенности, – набрала вызов номера соседа из шпионов. Успела только коротко взмолиться: «Ну, дядя Коля, ну пожалуйста!..»

Телефон ответил бодрым голосом:

– Я слушаю вас, Евдокия.

Дуся, скажем честно, на мгновение опешила: шпионы что, даже на пенсии совсем не спят?! Молодого Паршина едва добудилась, Анна не ответила, Димон и вовсе на оплеухи не отреагировал; Дуся уже успела свыкнуться с запертыми дверями и спящими людьми. А тут – «я слушаю вас, Евдокия»?!

– Николай Васильевич, – запричитала, – родненький!! Нас скоро всех сожгут, дом бензином облит, газовый шланг на кухне выдернут, все спят, я не могу…

– Я буду! – резко оборвал сосед, и из трубки понеслись короткие гудки.

Дуся поморгала повлажневшими ресницами, судорожно вздохнула и утерла нос ребром ладони, зажимающей пистолет. Порядок. Дяденька шпион здесь всех оформит. Мало не покажется.

Можно смываться?

Пожалуй, можно. Но вот как?

Если все двери заперты, а по дому бродят гады… с фитилями… Что, если, увидев адекватного человека, гады запаникуют и подожгут бензин? Все ноги приблизительно адекватной Дуси перепачканы горючкой…

Засада. В полном смысле слова – засада в газовой камере.

И голова уже раскалывается, перед глазами поплыли круги…

Надо выбираться. Как только вспыхнут бензиновые «тропки», будет поздно. На «парадных» окнах фасада нет уродливых решеток, только датчики охранной сигнализации; если незаметненько пробраться, например, в библиотеку… Есть шанс удрать через огромное незарешеченное окно.

Но где же вызванные Паршиным пожарные, полиция?! Сколько можно ехать?!

Евдокия отлепилась от железных завитушек на окне и через кухню вышла в коридор, в конце которого стоял треклятый шкаф с серебряной посудой.

Прислушалась. Откуда-то, кажется уже из главного гостиного зала, доносились невнятные звуки. Как будто мыши перешептывались, бубнили что-то, чем-то булькали…

И мышь причем была одна. Прислушавшись как следует, Евдокия поняла, что мыши никто не отвечает, та разговаривает сама с собой…

Странно. Прямо-таки невероятно. Какая-то одинокая мышь справилась со всей охраной и собаками… С канистрами по дому пробежалась…

Стоп. А почему, собственно, справилась? Она их УСЫПИЛА!

Элементарно и просто. Из комнаты охранников послышались не предсмертные хрипы, а храп! Громкий храп уснувших мужиков – спят, обормоты, в ус не дуют!

Уже немного легче, на этой позитивной догадке стоит сосредоточиться: ходить по дому полному хрипящих мертвецов страшно и без всякого бензина…

Так. Остановимся, встряхнемся и подумаем. Кто-то подсыпал Мироновым и охранникам снотворное – Димон и Аня не проснулись, так что снотворное практически факт, а не предположение, – и теперь шурует в доме в полной безнаказанности.

А из этого следует, что НИКАКИХ БАНДИТОВ В ДОМЕ НЕТ!

Никто не дрался с охранниками, ломая литые чугунные шеи, никто не расстреливал из пистолетов с глушителями дворовых собак… На московской сторожевой, мирно прикорнувшей у ног мужика на кованой скамейке, ни единого пятнышка крови на шкуре… вроде бы, насколько разглядела… И сам охранник не выглядит зарезанным или пристреленным… Уснул человек, почувствовал непреодолимое желание присесть на скамеечку, как только задницу пристроил – все, пропал. Сидит и дрыхнет без всякого намека на свернутую шею.

Так что… в доме орудует свой человек, персона изнутри. Все замутил тот, кто имеет доступ к чайнику Мироновых, тот, кто и охранникам неподозрителен, ежели к чашкам подошел.

«А я ведь чай с хозяевами не пила, – подумала Евдокия, – меня звонок от Паршина отвлек…»

Горячее спасибо командиру! Если бы он не позвонил с информацией от «барабана», сгорела б Дуся вместе с раритетами и Сашиной семьей.

Евдокия медленно, на цыпочках, побрела по коридору. До поворота к библиотеке оставался метр, не больше. Почему Дуся шагнула в противоположную сторону, сама не поняла: босые ноги без всякой предварительной, рассудочной мотивации заскользили к выходу в гостиную.

А ведь, казалось бы, зайди в библиотеку, открой окно, выпрыгивай. Лихой казак (пенсионер-шпион) прибудет через две минуты, беги за дом, сигнализируй деду, где есть открытое окно, указывай, как в дом попасть…

Возможно, Дусю заставило шагнуть в другую сторону простое, но неудержимое бабье любопытство: хотелось хоть одним глазком взглянуть на человека замыслившего сжечь заживо стольких человек и прекрасную коллекцию. Возможно, страх за спящих людей не отпускал. Возможно, интуиция ударила по пяткам и отправила на подвиги…

Как бы там ни было, Дуся не глядя нашарила пальцем рычажок предохранителя на пистолете, приготовила оружие к стрельбе и повернула под огромную сводчатую арку парадной гостиной.

На внушительной, в половину стены, картине эпохи Возрождения застыли в причудливых пугливых позах полуобнаженные библейские герои. В центре полотна влажно поблескивало здоровенное бензиновое пятно. Капельки горючей жидкости стекали по нарисованной ноге какой-то пышнотелой матроны в алой тоге… Кажется, это была Вирсавия, поскольку среди взрослого народа затесалась колыбелька с могучим краснощеким карапузом…

В темном углу под картиной скорчилась неясная фигура в чем-то сером и бесформенном. Лицо убийцы, почти до самых глаз, прикрывала голубая медицинская повязка, руки действовали не очень ловко, видать, устали зло творить: пальцы пропихивали в горлышко стеклянной винной бутылки влажный длинный лоскуток – фитиль для практически готового принять огонь «коктейля Молотова».

Повязка заглушала и делала неразборчивым голос, до Евдокии донеслись обрывки слов, невнятное перечисление имен: «Бер… Са… Зос… Зуб… и тебе шкуру подпалим… сволочь старая… узнаешь, что почем…»

Как только бурчание достигло Дусиных ушей, сыщицкое дежавю пошло на третий круг. На зажимающие пистолет вытянутые руки набросились противные мурашки, комната перед глазами как будто затянулась зыбкой сморщенной пленкой…

Никому не станет открытием упоминание о том, что подсознание выделывает странные коленца. Чудачит. Особенно если достучаться до мозгов в обычном порядке никак не получается, подсылает всяческие знаки. Мурашки, например. Прозвучал поблизости смутно узнаваемый голос, сознание зацепилось за него подкоркой и выслало бригаду тормошащих нервы мурашек, подсказку в виде дежавю. (Наименее упертым материалистам мозг благородно посылает «вещие сны», а не терзает наяву.)

Евдокии показалось, что нереальная сморщенная пленка превратилась в некое стекло. По стеклу побежали трещины, заколыхались огромные зыбкие осколки – недостаток кислорода, пожалуй, сказывался на работе мозга, – стекло рассыпалось и… словно тут же собралось мозаикой. Картинкой. Пониманием.