Попугай в медвежьей берлоге - Максим Матковский

– Извиняюсь, как стать таким, как вы?! – спрашивал я. – Как попасть к вам на работу? У меня украинское гражданство, да черт с ним, ради таких коттеджей и фонтана я готов хоть мать родную продать, хоть две почки! Да будет у меня паспорт РФ! Только заберите меня к себе! Вы знаете, где я сейчас работаю? О, это невыносимое место, вы были в Табке? Пески, пески, пески, все сущее поглощает песок, и живое и неживое, бедуины разговаривают на квакающих диалектах! Ужас! Это не город – это ловушка. Вы слышали, как орет мой директор?! Вы когда-нибудь участвовали в подъеме трансформаторного купола?! Вы когда-нибудь переводили во время пожара?! Мне нечем заняться. Даже онанизм уже не тешит. Скукотища смертная! Удавиться хочется! Как стать таким, как вы?!

Я не унимался и очень возбудился, я хотел остаться в консульстве навсегда. Хоть уборщиком, хоть параши драить, я готов был на все, извивался и унижался, как только мог! Дипломаты снисходительно посматривали на меня, мол, дурачок, выпил или что? Или он безумец? Главное, чтоб руками не махал, безвредный вроде. Чей это переводчик? Чья это обезьянка? Заберите вашу обезьянку! Кто потерял попугайчика!

Дипломаты отмалчивались, скромно улыбались и отходили в сторонку, потом они откровенно шарахались от меня, что-то бубнили про отсутствие вакансий и так далее и тому подобное… но кто им поверит! Захоти – они бы взяли меня и поселили в коттедже! Каждый вечер я бы прогуливался по цивилизованному и без преувеличения европейскому городу, я бы знакомился с сирийками-христианками в кафе, я бы переводил не булькающее блеяние красномордых деревенщин, а образованную литературную речь высокодуховных людей! Мы бы сдружились с консулом. Вы уж поверьте, мы болтали бы с ним за рюмкой коньяку о литературе, о древней доисламской поэзии и роли арамейской культуры в становлении арабской цивилизации! Он бы называл меня сыном. Да что там сыном, он бы называл меня дружище и брат! Вельветовый пиджак! Представьте меня в коричневом вельветовом пиджаке. Я сижу в ресторане, в самом главном, в самом крутом, в самом дорогом ресторане Алеппо, напротив сидит прекрасная сирийка с большими глазами и выдающейся грудью, она курит длинную дамскую сигарету, потому что Алеппо – европейский город, и женщины чувствуют здесь себя вольно, а тем более они чувствуют себя отлично рядом с дипломатом из консульства – незабвенным переводчиком, гениальным специалистом и докой в области решения сложнейших международных проблем – Максимом Матковским! Да, к черту стеснение! После четвертого бокала отличного вина мое воображение разыгралось не на шутку, теперь я не стеснялся собственного имени. Ни имени, ни фамилии. Я подходил к бездарностям, к праздным сволочам, к кровососам бюджетных денег и заявлял:

– Добрый день, я – Максим Матковский. Переводчик плотин Евфрата.

По неосторожности я не заметил, что подошел к своему милому директору и заявил:

– Хороший прием, хороший… правда, бывало и лучше!

– Да ты уже напился, мудак!

Он широко улыбнулся и заржал. А потом внезапно хлопнул меня по плечу и продолжил разговор с консулом.

Все в мире так устроено: чтобы потрафить хамам и наглецам, ублюдкам и тиранам, нужно самому стать хамом и ублюдком. Больше наглости, господа! Скромность оставим беднякам! Араб в белой сорочке подлил в мой бокал еще вина. И тут, наконец, директор дернул за поводок.

– Матковский! – орал он откуда-то из зала, где толпилась основная часть народа. – Матковский! Бегом сюда!

Распихивая людей, я обнял директора за ногу, высунул язык, часто задышал и подобострастно, как и полагается верному псу, посмотрел в его глаза. Я вилял хвостом и вострил свои приятные на ощупь бархатные ушки.

А эти боги окружили нас. О, эти дипломатические боги! Люди совсем другого сорта! Люди, имеющие доступ к запрещенным для простых смертных костюмам, туфлям и одеколонам. Как мыслили эти люди?! Возможно ли, чтобы хоть кто-то чувствовал себя в этом гнусном, злом, заплесневевшем мире счастливо? Да, возможно. Они не сделаны из мяса и костей, как я. Они сделаны из совершенного материала! Эти боги со здоровой кожей и волосами без перхоти, эти всемогущие властелины окружили нас с директором. Я по сравнению с ними – грязь и мусор, нет, никогда мне не стать таким, как они! Это запрещено! Тайный мировой заговор довлеет над Землей много веков! Жречество плюет на чернь, чернь с благодарностью умывается небесными слюнями.

Консул и дипломаты стояли по одну сторону стола, а мой директор и специалисты – по другую. Что-то шло не так, они хихикали, прикрывая рты, и рассеянно пожимали плечами. Кто смеет сеять смуту в сердцах богов? Да это же мой старый добрый собутыльник Халид. Оказывается, его тоже пригласили, и он перепрыгивал с водки на вино, а с вина на ликер, а с ликера на коньяк, а с коньяка на виски. Выпить он не дурак, ой не дурак! Жадный до выпивки бедолага так нахлебался, что заснул стоя, прямо во время перевода. Когда речь толкал генеральный директор ГОЕП, Халид вырубился и захрапел. Его вывели из зала и усадили на диван, а переводить поставили меня. Генеральный директор болтал о дружбе России и Сирии, о дружбе Сирии и Украины, он болтал о том, как важно для плотин сотрудничество со специалистами стран СНГ, он рассыпался в благодарностях, благодарил за фуршет, приглашал дипломатов навестить Табку.

Ага, навестят они Табку, сейчас! Нет, господин генерал, дипломаты не дураки, я уже им рассказал всю правду о Табке. Об этой засаде, устроенной Пустыней Отчаяния в сговоре с бурлящим Евфратом.

После перевода директор похлопал меня по плечу и сказал:

– Молодец, пидер, ты и пьяный хорошо переводишь. Так держать, мудило картонное, получишь сахарок!

Лучше бы директор ругал меня и поносил на чем свет стоит! Под колыбельную его матерщины я чувствую себя намного уютней, чем когда он меня хвалит, если он хвалит – значит, я превращаюсь в хама и скотину.

После приема в консульстве мы слились с толпой на улице. Разгоряченные от выпивки, сытые, довольные, веселые. Городская жизнь бурлила, словно котел ведьмы: пробки на дорогах, чириканье клаксонов, крики зазывал. По тротуарам ходили разодетые арабские женщины необычайной красоты, в воздухе сладко пахло выпечкой, жареной бараниной, специями, кофе и жасмином. Запахи переплетались в единый теплый аромат, забыть который даже спустя много лет невозможно.

Мысли о вельветовом пиджачке меня не покинули и, спросив разрешения у директора, я взял такси и рассказал бородатому таксисту о своей мечте. Директор же поехал домой. Мы условились, что я останусь на ночлег в Алеппо, благо гостиницы Сирии не дерут с постояльцев сумасшедшие деньги, и личный бюджет позволял мне чувствовать себя раскованно.

Темнеет в Сирии так же внезапно, как и светает. Без томных закатов, без всех этих бордовых лоскутов и прочей цветовой гаммы романтизма. День резко оборачивается ночью, а ночь – днем.

Я зашел в магазин мужской одежды и принялся деловито расхаживать вдоль прилавков и вешалок. Костюмы здесь были на любой вкус. Я спросил у консультанта вельветовые пиджаки, и он меня к ним отвел. Десять коричневых вельветовых пиджаков… Я не верил своим глазам! Один точно такой же, как у злодея из сериала «Коломбо». Только бы подошел! Схватив пиджак, я кинулся в примерочную и задернул шторку. Когда я надел пиджак, то сразу понял – он мой. Я любовался перед зеркалом, подобно глупой дамочке, крутился, вертелся, репетировал величественные взмахи рук, прохаживался от стенки до стенки узкой примерочной.