"Будь проклят Сталинград!" Вермахт в аду - Виганд Вюстер

Выйдя на свежий воздух, я наконец почувствовал себя лучше. По дороге на батарею в голове пронеслась мысль: они скоро слишком перепьются, чтобы застрелиться. Но все же они смогли покончить с жизнью (оберст фон Штрумпф застрелился 27 января 1943 г., остальные офицеры с января числились пропавшими без вести). Нам об этом рассказал телефонист, снимавший телефонную линию до батальона. Меня это потрясло, и у меня на эту тему был очень подавленный разговор с гауптвахмистром. Постепенно мои мысли стали вращаться вокруг идеи использовать пистолет для самоубийства. Но потом я возвращался в мыслях к Руфи и к тому, что я еще не повидал жизни. Я был еще молод и до сих пор зависел от других. У меня были планы, цели, идеи, и я хотел наконец после войны стоять на своих ногах. Однако в этой ситуации многое говорило в пользу самостоятельного решения покончить с этим раз и навсегда.

Конечно, было бы более комфортно просто бегать в одном из имеющихся стад. Но в самом конце не придется ли каждому искать душевного покоя у личного «бога»? Я решил, что я не до конца готов стать жертвой.

Мой гауптвахмистр помог мне пережить все это — сухим солдатским словцом и глотком из бутылки:

— Обычно если человек не дурак — то стреляется всего один раз, герр обер-лейтенант. А что дальше? Многие жалели об этом до конца жизни. Я лучше скажу — ваше здоровье.

И немного спустя добавил:

— Зачем нам делать за русских их работу?

С раннего утра 30 января русские гвоздили нас изо всех стволов, даже в нашем секторе. Там были деморализующие «приветы» «Сталинских органов» с разных дистанций. С трудом можно было найти промежуток между залпами, чтобы высунуть нос наружу и посмотреть, что происходит. Снег вокруг бани почти полностью растаял. Коричневая грязь толстым ковром покрывала все вокруг. Потерь у нас почти не было. Бетонная крыша бани и надежно выкопанный блиндаж успешно противостояли налету.

Один артиллерист получил осколок в живот, и его внесли в баню. Медики вкололи ему обезболивающее. У него не было шанса выжить, не в этих условиях. Он бы погиб и на перевязочном пункте, с нормальной медицинской помощью. Если бы только мой артиллерист смог умереть быстро и не мучаясь, думал я про себя.

После обеда закончился русский обстрел. С запада на нас пошли русские танки. Справа от нас была насыпь над одним из городских прудов; там обосновалась пехотная часть, которую я не знал. Слева от нас никого не было. Там уже капитулировали. Русская пушка выехала и встала на позицию прямо перед нами. Мы прогнали их с нескольких снарядов. Подъехал танк и выстрелил из пушки, снаряд попал куда-то рядом с баней. Не получив никакого приказа, унтер-офицер Фритце и его люди прыгнули к гаубице и открыли по танку огонь. Даже русский хиви работал как заряжающий. В дуэли у танка было преимущество в скорострельности, но он так и не смог добиться прямого попадания. Земляной вал вокруг орудия защитил его от близких попаданий. Наконец Фритцу повезло попасть в башню Т-34 10,5-см снарядом.

Я наблюдал прямое попадание в бинокль и приказал расчету укрыться, но, ко всеобщему удивлению, танк снова начал двигаться и стрелять из пушки. Наше прямое попадание не пробило броню. Бронебойные снаряды кончились, а обычные фугасные броню не пробивали. Лишь третье попадание принесло долгожданную победу. Снаряд попал Т-34 в корму, и двигатель колосса загорелся. Меня совершенно поразила естественность, с которой до сих пор дрались мои люди.

Победившие артиллеристы радовались почти как дети и ненадолго забыли о своем отчаянном положении. Когда вскоре появился другой танк — более тяжелый, класса КВ, — я навел на него два орудия. Этот КВ тоже был уничтожен без потерь с нашей стороны.

К сожалению, нашу пехоту отогнали от пруда. Нас прижимал к земле плотный пулеметный огонь дошедших дотуда русских. Положение становилось все более безнадежным, даже несмотря на то, что слева от нас встала на позицию батарея древних легких гаубиц LFH-16. У них тоже оставались считаные снаряды. Я предложил их солдатам, не занятым в бою, убежище в бане.

Наступила ночь, и бои затихли. Днем у нас с трудом получилось выжить. Оставалось всего 19 снарядов, и из предосторожности я распорядился уничтожить два орудия. Одно уже было повреждено, хотя и могло вести огонь. У нас были килограммовые подрывные заряды для каждого орудия, их нужно было засовывать в ствол с казенной части. Их подорвали, вставив запалы, и орудия были приведены в негодность. При таком подрыве разрушается ствол, казенник и люлька.

Неожиданно на позиции объявился незнакомый пехотный офицер, намеренный остановить второй подрыв. Его беспокоило то, что русские заметят уничтожение матчасти и могут выместить гнев на немецких пленных. Он еще много чего сказал. В любом случае второе оружие подорвали.

Вскоре мне приказали явиться к командиру моей боевой группы. Почему бы и нет? Если нужно подтвердить мой независимый статус, я сошлюсь на генерала Роске. Я встретился с напыщенным подполковником, которого уже не волновало, что орудия подорвали.

Он приказал мне этой же ночью отбить насыпь у пруда. Эта возвышенность господствовала над всей округой. Так что он подчинил себе мою батарею, чтобы полностью контролировать все. Когда я напомнил о своей автономности, он указал на свой более высокий чин и попытался давить на меня. Он также не обратил никакого внимания, когда я указал на то, что бесполезно посылать необученных артиллеристов отбивать то, что в бою не смогла удержать пехота. Так что я равнодушно пообещал, что мы этим займемся.

Я собрал человек 60, поискал подходящих унтер-офицеров и начал.

«Ничего из этого не выйдет», — сказал шпис, но не отказался идти добровольцем. С безоблачного неба ярко светила полная луна. Снег, оставшийся там, где не было следов русских снарядов, скрипел под сапогами и освещал местность ярко, как днем. Сначала у нас получилось пройти под прикрытием складок местности, но потом, на подходе к высоте, пришлось пересечь открытое место. Перед тем как покинуть укрытие, мы решили разделиться на две группы, чтобы обмануть русских. Пока они не обращали никакого внимания, хотя они явно что-то заметили. Или их на высоте не было?

«Ну, пошли!» — прошептал я, и двинулся вверх по склону. Мне уже было страшно. Ничего не происходило. Ни выстрела. Когда я огляделся, рядом со мной было всего два человека. Одним из них был шпис. Когда больше никто за нами не пошел, мы вернулись в укрытие.

Там стояла вся толпа, никто не двигался. Все молчали.

— Что за… духу не хватило? — спросил я их.

— Не хватило, — сказал кто-то из задних рядов. — Если их сбили с этой горки, пусть сами ее и возвращают. Мы не хотим.

— Это бунт, да? Не хотите воевать? А чего ты хочешь? Сегодня утром у нас не было никакой необходимости подбивать танки Ивана, — возразил я.

В этот самый момент я почувствовал, что мой авторитет начинает таять. Даже угрозами никого нельзя было убедить вылезти из-за кустов.

— Мы останемся с орудиями и даже будем отстреливаться, но играть в пехоту мы больше не будем. Все, хватит.