(не) твоя тайна, или Разбуди мою страсть - Вероника Касс

Ева перевела на меня взгляд в момент секундной заминки, я кивнула, и дочка тут же подскочила с кровати, но Олимпиада не могла этого не заметить и, возможно, разгневалась на меня еще больше.

Ева выбежала из дверей самая первая. Олимпиада, степенно прошагав за ней, притормозила буквально на мгновение около Виталия и что-то вложила ему в ладонь. Когда дверь закрылась с той стороны, я подошла к мужчине и разжала его пальцы один за другим.

Ну надо же, пакетик, как я и думала. Я задорно рассмеялась.

— Тебе смешно? Нет, серьезно, тебе смешно?

— Прости, конечно, что я не плачу, у тебя все еще есть шанс придушить меня, пока рядом никого нет.

— Договоришься сейчас.

— Нет, ну а что? — Я развела руками. — Мне очень нравится твоя мама, безумно просто. Волоски по всему телу от ее взгляда дыбом встают, но она потрясающая, жаль, что обо мне она так не думает.

— Она успокоится, — расслабился Самойлов. Да он поплыл как кот, стоило только наговорить комплиментов его матери. — Обязательно успокоится, дай ей время.

— А ты успокоишься? — совершенно серьезно спросила я и положила ладонь на его, поверх пакетика. — Я до сих пор не верю в происходящее, знаешь, нелегко принять то, о чем девять лет думал иначе. Мозг, он до последнего выстраивает самозащиту. Но если… если… — Я облизала пересохшие губы. — Если все это правда, ты успокоишься? Ты сможешь простить мне то, что я не нашла тебя и не оповестила о будущем отцовстве? А, Самойлов?

Мужчина прикрыл глаза и гулко сглотнул, я проследила за движением его кадыка, как в замедленной съемке, потому что я ждала ответа. Очень. То, что было ночью, — это лирика, замешанная на желании, и она непостоянна, так же как и любой природный катаклизм.

— Я, — он запнулся, открыл глаза, тяжело на меня посмотрел, словно пытаясь разглядеть что-то еще, вторую меня… Только не было чего-то еще, я была по-настоящему открытой книгой, бери и читай, вся перед его глазами. — Я почти. Еще не совсем, но я справлюсь.

Я видела, что такие откровенные слова давались ему тяжело.

— А ты уверен, что это тебе надо? Справляться с собственными желаниями, пытаться простить меня через силу. Уверен, что все это нужно?

— Черт, Вика. — Он долбанул кулаком по зеркальной стене, та задрожала, но не разбилась, то ли материал был космической прочности, то ли Виталий бил даже не на треть силы. — Не задавай албанских вопросов. Я еще несколько дней назад тебе сказал, что все для себя решил, ты согласилась. Отступить от этого теперь — даже не мечтай, поняла меня? Я больше не дам тебе выбора!

— А он у меня был? — не удержалась я и отвела взгляд.

— А он тебе был нужен? — ехидно поинтересовался мужчина. — Выбор этот? Я давал тебе его девять лет назад, когда ты начала раздеваться прямо передо мной, и я все равно! Все равно тебя отпустил, больше такой ошибки ты от меня не дождешься.

Мужчина резко развернулся, смахнув этим движением мою ладонь со своей, и вышел за дверь.

А на следующий день были готовы результаты анализа ДНК на отцовство, и я уже даже не удивлялась, почему так быстро. Деньги — они, как всегда, решают если не все, то многое.



— Вот. — Виталий протянул мне обычный лист А4, свернутый в четыре раза, слегка помятый, с завернутыми углами.

— Что это? — Я села на кровать по-турецки и начала разворачивать бумагу.

Евы в комнате не было, с самого утра она гуляла по саду с дедушкой и бабушкой, а я все это время провела за работой, пытаясь наконец-то завершить проект квартиры Самойлова. Поправочка: нашей квартиры.

Так он говорил. Мне в это верилось с трудом, потому-то я и делала дизайн до сих пор лишь для одного Виталия, для себя я бы все сделала по-другому, кроме той самой груши. Каждый раз закрывала глаза и представляла ее мерное покачивание в нашей спальне, у самой кровати. Это будоражило, но моя природная вредность брала свое, а потому ни на одном из последующих вариантов проекта той самой груши не было.

— Это результаты, Вик, я хочу, чтобы ты посмотрела и больше у тебя никаких вопросов не появлялось.

Я вздрогнула и подняла взгляд на Вета. Он стоял в метре от меня, сложив руки на груди и широко расставив ноги.

— Что здесь? — севшим голосом спросила я. — Скажи… скажи сам. — Я не ожидала, что результаты могут прийти так быстро и что они будут находиться на какой-то помятой бумаге.

— Вик, без вариантов, Ева моя.

— Без твоих вариантов или, — я подняла руку и помахала ей с зажатым листком в ладони, — по вот этой бумажке?

Вет шагнул к кровати и опустился на корточки, несмотря на это наши лица теперь были примерно на одном и том же уровне. Мужчина положил ладони на мои острые коленки, погладил большими пальцами внутренние стороны моих ног и, так и не поднимая взгляда, рассматривая мои колени, произнес:

— По этой самой бумаге, Вика. — Самойлов нарисовал какую-то загогулину. — Еще врач мне сказал, что как раз таки у родителей со второй и третьей группой крови дети с четвертой рождаются в два раза чаще, чем у родителей со второй и четвертой. Вот так вот, Вик, я не генетик и не вникал в это, но если бы ты загуглила, то поняла бы, что… — он замолчал, прикрыл глаза, шумно сглотнул и резко опустил голову к моей правой ноге, поцеловал колено, затем прошелся поцелуями по внутренней стороне бедра и остановился. Уткнулся носом, вдохнул запах моей кожи и, резко отстранившись, поднялся.

Все было так быстро, что я даже не успела понять, хотел ли мужчина чего-то или это такое проявление нежности? Или дикости?

Мне трудно было его понять, особенно если учесть, что ни в одних отношениях мужчины не смотрели на меня так, как он. Они не нюхали меня как сумасшедшие, не сжимали в объятиях так, словно стремились раздавить. Даже бывший муж не проявлял себя по отношению ко мне так.

Хотя когда-то я была уверена, что он меня любил или позволял любить. В груди кольнуло тоненькой иголочкой сожаления, ведь я действительно любила Антона так, как никого и никогда. И по сей день воспоминания о нем и нашем неудавшемся браке причиняли боль.

Самойлов ушел, забрав бумагу, которую я так и не развернула, а я осталась сидеть на дорогущей кровати в шикарной комнате баснословно дорого особняка, пытаясь понять, хорошо это или плохо, что Ева дочь Вета. Нет, для нее, для моего бельчонка, все и так было очевидно. Для нее это был самый настоящий подарок судьбы.

А для меня?

Вот она, последняя мифическая ниточка, связывающая меня с бывшим, разорвана. Ниточка, которой и вовсе не было. А я не испытала ничего — ни облегчения, ни воодушевления. Лишь какую-то тяготящую пустоту.

Я вышла замуж во второй раз и ничего не успела понять, а ведь когда-то зарекалась, что не бывать этому.