Золушки нашего Двора - Лесса Каури

Этот волнующий ночной оттенок вдруг накрыл сад, заставив деревья, зверей и насекомых замереть. Лишь розы шевелились, будто живые, под беззвучную музыку несуществующего ветра.

– Ничего не бойся! Никого не бойся!

Многоголосый шепот разбился о сон, словно штормовая волна о гранит набережной Русалок.

Бруни вздрогнула и проснулась. На грани сна и яви глядя в окно, за которым занималось утро нового дня, она шептала молитвой: «Ничего бойся! Никого не бойся!» и гадала, станет ли вещим сон, увиденный накануне свадьбы.

* * *

С неба только проливался нежный жемчуг рассвета, когда Ники, измученная болью, выползла на палубу – проветриться. Вахтенный у штурвала тихонько напевал, иногда прекращая петь и насвистывая мотив сквозь зубы:

Облокотившись на релинг – сидеть было решительно невозможно, – Ники слушала нехитрые слова:

Она бездумно смотрела на горизонт, пока не заметила темную точку. Впрочем, внимание привлекла не она сама, а быстрое ее приближение. Свистнув вахтенному, юнга указал в направлении точки, выросшей уже до размера облачка и продолжающей расти.

– Аврал! – завопил тот и крутанул штурвал, меняя галс. – Ураган! На нас идет ураган!

Ники, обомлев, смотрела, как надвигается ставший пепельно-черным горизонт, уже полностью скрытый прежде маленьким облачком. В средоточии бури били молнии, расцвечивали клубящиеся тучи в совершенно фантастические оттенки синего и фиолетового.

Первой заверещала боцманская дудка, о которой в народе говорили: «Боцманская дудка – покойникам побудка». Команда выскочила на палубу. Звучный голос Зореля перекрыл поднявшийся ропот волн. «Касатка», благодаря внимательности Ники и мастерству вахтенного успевшая развернуться перед самым грозовым фронтом, неслась на всех парусах курсом по ветру, пытаясь уйти от стихии. Однако поднятые по приказу капитана штормовые паруса были сорваны порывом, и корабль резко сбавил скорость. Началась болтанка. Оставшаяся без парусов, словно обнаженная, «Касатка» танцевала смертельный вальс на разбухающих на глазах волнах и куталась в манто из белой пены, щедро швыряемой ветром. Матросы спешно привязывали себя канатами к мачтам. На всякий случай попрощавшись с жизнью, Никорин пыталась разыскать капитана в наступившей мгле…

С неба пала минута тишины – минута откровения перед собой и безмолвия между волнами, а затем буря со всей страстью впилась в судно, тщась разбить его в щепы.

– Ясин! – ослепнув от брызг и оглохнув от воя ветра и рева воды, звала Ники. – Капитан!

На корму обрушилась многотонная волна, сметая такелаж и людей. Осиротевший штурвал крутился с бешеной скоростью.

Заметив это, Ники бросилась на мостки, где грудь в грудь сшиблась с Зорелем, также стремящимся к рулевому колесу. Юнга оказался более проворным – первым вцепился в рукояти, но поворот штурвала чуть не выкинул его за борт. Спас Ясин – положил ладони на его, тоже удерживая «Касатку» от бесноватой пляски. Бороться со стихией уже было бесполезно, оставалось лишь молиться Океанскому творцу.

Капитан так и простоял позади юнги весь шторм, удерживая и его, и корабль в сильных руках. В какой-то момент Ники, наплевав на все, прижалась к напряженному телу Зореля, ловя сладкие мгновения. А когда в ее ягодицы недвусмысленно уперлось что-то большое и твердое, она блаженно улыбнулась и даже глаза прикрыла, позабыв про стихию… и про боль от ударов канатом.

Шторм бесновался, ревел и плевался пеной, но перестал быть главным событием в жизни по крайней мере двух людей на «Касатке». А когда он кончился, капитан, шепотом ругнувшись, отлепил от себя юнгу и отправил вниз, на помощь матросам. На его лице отражались смущение, негодование и изумление, впрочем, быстро стертые решимостью устранить бардак, царящий на корабле.

Выкидывая за борт мусор, Ники поглядывала на энергичного Зореля, который отдавал команды то тут, то там и даже не смотрел в ее сторону, и думала о скором наступлении вечера. Стихия напомнила ей о быстротечности жизни и о бесполезности ожидания.

Наступил штиль. Команда была слишком измучена и удручена потерями, чтобы плыть дальше, поэтому когда «Касатку» привели в порядок, Зорель, выставив вахтенного, разрешил остальным поспать. Спустя недолгое время кубрик уже дрожал от мощного храпа матросских глоток. Спал даже кок на камбузе, устроившись на полу с неизменной поварешкой в руке. Да и вахтенный, так же как и все, измученный усталостью, дремал одним глазом.

А вот у Ники Никорин сна не было ни в одном глазу.

Выскользнув из кубрика, она направилась к капитанской каюте, не страшась будущего и покоряясь желанию слиться с Зорелем в одно существо, ревущее от страсти.

Капитан сидел за столом перед стаканом рома, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего любому, кто осмелиться потревожить нехитрый покой.

– Ты? – хрипло спросил он, будто сомневался в том, кого видит перед собой. – Я тебя не звал, убирайся!

– И не подумаю! – так же хрипло ответила Ники, задвигая засов и развязывая пояс шаровар. – Не сегодня, мой капитан, нет!

Ясин вскочил, уронив стул. В одно мгновение обогнул стол и оказался рядом с юнгой, придвинувшись вплотную. Стальные захваты пальцев сжали его плечи. Дыша ромом ему в лицо, Зорель прорычал:

– Убирайся! В первом же порту получишь расчет!

А Ники уже тянулась губами к его, таким ярким в черноте всегда щегольски подстриженной бороды… Капитана будто качнуло к ней. Перехватив его руку, Ники положила ее себе между ног, не дожидаясь, пока спадут шаровары. И замерла, ожидая реакции.

Жесткие пальцы сжали промежность, явно желая причинить боль. Зорель застыл, осознавая найденное… точнее, ненайденное, а затем просунул ладонь ей под рубаху, нащупал перевязь, утягивающую и так небольшую грудь, мощным движением сорвал ее, в клочья разметав рубаху, и со всего размаха вжал юнгу в дверную створку. Шаровары наконец спали. Ники зашипела, когда исполосованные ягодицы уткнулись в грубые доски. И оказалась смята и раздавлена ураганом по имени Ясин…

* * *

Легкий поцелуй Кая был самым приятным воспоминанием об этом утре. Едва первый луч солнца скользнул по дворцовым крышам, Ванилла, Персиана, Катарина, а также толпа горничных и фрейлин фуриями ворвались в спальню, подхватили не совсем проснувшуюся Матушку под руки и потащили в купальню… и далее со всеми остановками, начиная от гостиной принца Аркея и заканчивая королевской столовой, где за завтраком собрались основные действующие лица свадебной церемонии. Вид у всех, кроме королевы Орхиданы, сияющей новеньким, будто вычищенным лицом, был основательно помятый. Складывалось впечатление, что ночью не спал никто, кроме Стрёмы, бодрым басом выпрашивающего у его величества куски утиного паштета. Принц Колей со скучающим видом стоял у окна и отказывался от еды. Принцесса Оридана выглядела так, будто проплакала всю ночь. Король Йорли еще не пришел в себя после возлияния с гномами и улыбался всем нежной улыбкой, не совсем понимая, что происходит, кто все эти люди и, собственно, он сам? Герцог Ориш с выражением парнокопытного животного задумчиво жевал салат. Принц Аркей помалкивал и казался таким сосредоточенным, будто собирался на фронт.