Склеп, который мы должны взорвать - Лара Вагнер

— Толян классный мужик, — убежденно произносит поэт. — Я обязательно напишу дорожную балладу про таких как он.

Шагать до почти что родного района не слишком долго. Здесь, в городском пространстве расстояния не кажутся такими безнадежными, как за его пределами.

******

Возле входа в подвал стоит Николай, удивленно смотрит на подошедшего поэта.

— Гляди-ка ты, живой! А Витек уж думал, накрылся бизнес. Хозяин участка сказал: не его проблемы. Так что твой трупешник никто не хотел из-под завала откапывать. Витек зассал на объект сегодня ехать.

Не сказать, что он обрадован. Кто ему поэт? Правильно, никто.

Однако нас встречает еще кое-кто. Фея сначала выглядывает из темного проема в стене, потом поспешно выбирается наружу.

— Ты жив? — обрадовано восклицает она.

А за меня она переживала? Хотелось бы знать точно. Однако мне кажется, что фея радуется не только возвращению поэта, но и тому, что я вернулся вместе с ним. Ведь должна же она заметить? Сгущение воздуха, близкое ей создание… Я завис совсем рядом, над плечом поэта. Она давно научилась угадывать мое присутствие…

— А ты куда? Стоять!

Николай хватает ее за локоть.

— На молодняк потянуло? Разулыбалась! Ступай на место и жди меня, поняла!

Я сейчас уничтожу его. Не знаю как, просто взорву ему мозг или… Но достучаться до этой мерзкой, грязной, подлой пародии на мужчину не получается. Сегодня Николай трезв, и я не могу с ним справиться… Он пытается пригнуть фею к земле. Что дальше? Опять начнет топтать ногами? Почему поэт не вмешивается, раз я оказался бессилен?..

Фея уворачивается, бросает на своего сожителя пристальный взгляд. Мне кажется или в самом деле в ее глазах загораются искорки, а выражение лица становится пугающим… не таким, как обычно… Николай тоже заметил, нет никаких сомнений. Да, этот слизняк струсил, отступает в сторону, отворачивается, делает вид, будто ничего не произошло. Говорит поэту:

— Лады, я Витька сегодня увижу, скажу, что завтра можно на место возвращаться. И ценный работник живой.

— Я туда больше не поеду, — объявляет поэт.

Утром на Город напал туман. Захватил всю территорию без боя… Угловатые силуэты домов и резкие линии фонарных столбов расплылись изысканными тенями, заплелись плавными линиями. Похоже на очертания Призрачного города, что скрывается в Трехозерном ущелье? Да, безусловно. Но пора прекратить то и дело искать сравнения. Сколько можно мучиться воспоминаниями о далеком Аверхальме? Оттого, что постоянно сравниваю, нахожу сходство между двумя мирами, заветная цель не приближается, лишь тоска накатывает все чаще… Нужно просто двигаться к намеченной цели. Нашей общей цели. Сегодня мы, возможно, сделаем еще шаг в этом направлении. Во всяком случае, не исключено, что задуманное осуществится. Если верить волшебнику…

******

Ближе к полудню от тумана почти ничего не осталось, лишь легкая дымка стелется на заднем плане. Погода не особо располагает к прогулкам, воздух промозглый, с поверхности реки тянет сыростью. Зато воздух свежий.

Мы разместились лагерем на безлюдной в этот час набережной. Волшебник, палач, няня и поэт разместились на скамейках. Поэт опять обрел приличный вид. Вместо пропавшей под завалом ветровки няня вручила ему спортивную куртку с полосками на рукавах. Разумеется, снова позаимствовала ненужную вещь у своего работодателя. Поэту обновка пришлась по душе.

Я предпочел устроиться в бетонном вазоне, на упругой подушке из оранжевых цветов. От них исходит сухой, резкий запах, кого-то он отпугнет, но мне скорее нравится. В городе еще столько цветов… Уже много раз слышал в разговорах прохожих, что нынешняя осень необычайно теплая. Что ж, это нам на руку… Листья уже пожухли, утратили яркость, зато оранжевые лепестки пламенеют и не собираются умирать. Они не сдадутся грядущим холодам. Хотя это всего лишь иллюзия, которой хочется верить.

Няня вытаскивает из сумки раскладное зеркальце, внимательно разглядывает себя, проводит пуховкой по подбородку. Она опять изменилась, эта своеобразная особа. Оттенок волос заметно посветлел, брови подрисованы, даже талия внезапно наметилась. Вязаное пальто няню стройнит, это, конечно, благодаря вертикальным полосам узора. Не понятно, когда она успевает справляться со своими обязанностями и приглядывать за детьми, если все время проводит в заботах о собственной внешности.

Принц залез на гранитные перила, обхватил колени руками. Сидит, демонстративно отвернувшись и не обращая на нас ни малейшего внимания, смотрит куда-то вдаль. Стройный силуэт на фоне мощных каменных блоков кажется хрупким и беззащитным, темные волосы треплет ветер. Складывается впечатление, что со следующим порывом ветра принц исчезнет навсегда… Перила широкие, упасть с них надо еще постараться, но впечатление именно такое. Видимо, не только у меня. В конце концов волшебник не выдерживает.

— Не сиди на сквозняке, простудишься.

— Может, я хочу простудиться и умереть, — следует высокомерный ответ.

— Хватит валять дурака! Местных комедий насмотрелся?

— Причем тут комедии?

— Ну, как же, есть ведь один фильм, который каждый новый год по телеку крутят по всем каналам. Это оттуда фраза.

— Я не смотрю телевизор. Хотя да, посмотрел как-то пару комедий. Хотелось настроение поднять.

— Ну, и как результат?

— Что-то не вставляет их юмор. А фраза, наверное, случайно запомнилась.

— Ты мне зубы не заговаривай. Иди-ка на скамейку.

Всего каких-то пять или семь минут уговоров, и принц садится на скамейку рядом с волшебником. Тот греет его руки в своих, должно быть, очень горячих ладонях и ворчит:

— Прямо ледышки. Почему старших не слушаешься? Придется тебя наказать…

— Кхем, — подчеркнуто отчетливо кашляет палач, и волшебник меняет тему.

— Кстати, я обещал легенду о туманном человеке рассказать.

ИСТОРИЯ О ЧЕЛОВЕКЕ, СОТКАННОМ ИЗ ТУМАНА

Да, именно так именовали этого типа. Дело было в Граасчирбе, как раз в той местности, где стоит мой дом. Сейчас эта лощина называется Туманной, а в те стародавние времена она вообще никак не называлась. Неподалеку от моих владений — целая рощица из терновника. Здесь эти деревья тоже есть, такие же колючие, как у нас. Но это неважно. По всей роще, если приглядеться, до сих пор можно заметить остатки фундаментов. Вот и все, что осталось от деревни, жалкие остатки.

Когда-то эта деревня считалась довольно большой и богатой. Посреди нее стоял домик, принадлежавший женщине, которая зарабатывала на жизнь тем, что с утра до вечера ткала полотно. Мастерицей она была прилежной, заработка на скромную жизнь хватало, и ни в чем Станна не нуждалась. Мужа у нее не было, зато имелся любовник, хозяин лавки, где крестьяне могли купить все, что душе угодно — от разноцветных леденцов до дубовых бочек. Миловалась Станна с ним уже много лет. Дружили с детства, а когда подросли, дружба превратилась в любовь. Как уж его звали? Забыл… Кажется, Ронт. Хотя какая разница теперь. Сначала его родители были против свадьбы, и он не хотел противиться, чтобы не лишиться наследства. Потом родители умерли, Ронт получил по наследству лавку и кое-какие сбережения, но по-прежнему не спешил жениться. Станна смирилась, ей главное было, чтобы любимый всегда находился под боком.