Путешествие в Россию - Якоб Ульфельдт

домом вместе со своими многочисленными слугами, мы увидели в соседнем [доме] женщин, которые задирали вверх одежду и показывали нам в окне срамные [части тела], как передние, так и задние; высовывали из окна голые ноги — поочередно то левую, то правую, и зад, и другие [части тела], не смущаясь присутствием приставов[472].

Из этого можно увидеть и ясно понять, что здешние люди отличаются весьма грубым и развратным нравом; и если бы пришлось сравнить их с другими, культурными людьми, последние посмеялись бы над первыми, словно те ничем, даже очень малым не отличаются от тупиц[473].

[В один из] ближайших дней пришел к нам наш пристав по имени Федор, человек пожилой и степенный, [и] я вступил с ним в беседу об их вере[474]. Когда в разговоре случайно зашла речь о прегрешении против Святого Духа, он сказал, что каждый может спастись, пусть даже он изо дня в день прибавляет грех к грехам, если только однажды у него появится намерение обдумать [свои поступки] и принести покаяние[475].

Я, защищая противоположную точку зрения, сказал: “Это верно, что каждый грешник, даже запятнавший себя многими и большими грехами, может спастись, лишь бы только он покаялся и с верой молил Господа о милосердии. Но если он противно разуму и душе не постыдится каждый день грешить против него [милосердия Господа], надеясь когда-нибудь исправить [свою] жизнь, он, конечно, грешен против Святого Духа, и этот грех ни в нынешней, ни в будущей жизни не будет ему отпущен”.

Выслушав это, он достойно ответил, что все грехи прощаются, сказал, что подтвердит это примером, и поведал следующее: “Мария Магдалина была нечестивейшей блудницей и многажды предавалась разврату, следовательно, совершала тяжкий грех. Однако за то, что однажды она уступила просьбе мужчины, попавшегося ей на дороге и склонявшего ее к прелюбодеянию, прося, чтобы она сделала это ради Господа, и он получил желаемое, она — спаслась и отмечена в списке святых красным цветом — [все] по той причине, что не отказала в этом, но дозволила ради имени Божья”[476].

И хотя это в высшей степени нелепо и отдает баснями и вздором, я счел нужным рассказать об этом, так как сие было приведено, чтобы доказать верность одного из положений его веры. [Из чего] да узнают наши, какой тьмой окутаны их умы и сколь скрыто и удалено Священное Писание от тех, кто вместо Евангелия вспоминает бредни и басни и считает их откровениями[477]. Мне кажется поэтому, что к ним хорошо подходит изречение пророка: “Так как они не верят истине, Бог дал им живой ум, чтобы верить лжи”[478]. И раз слово Божье не является для них [источником] света, они неизбежно будут находиться в потемках. Их жалкое состояние по справедливости должно было бы научить нас быть осторожнее, с величайшим благоговением и благодарностью беречь слово Божье и с большим вниманием следить, чтобы оно не покинуло нас вследствие [нашего] к нему пренебрежения и неуважения.

Здесь я не буду говорить о [некоторых] других их недостатках и заблуждениях, о которых они сообщали нам в другие дни во время нашего пребывания в Новгороде. Но так как мы познакомились с некоторыми их обрядами, мне кажется, будет уместным кое-что о них рассказать.

1-го августа, после восхода солнца, когда мы пытались облегчить мерзость [нашего] положения прогулкой, мы заметили вдали большую толпу народа, собравшегося в одном месте около реки, [текшей] поблизости от города[479]; здесь были почти все горожане, как мужчины, так и женщины, либо державшие младенцев на руках, либо ведшие детей за руку; кроме того, там была большая толпа монахов и дев-весталок [монахинь]. После того как [все] они туда собрались, к ним приблизился архиепископ с крестом в руках в сопровождении священников и людей того же рода. Взойдя на мост через реку, возведенный специально для этой надобности, и произнеся речь, он благословил ее [реку] и по особому обряду, похожему на католический, освятил воду. После этого великое множество мужчин разделись и голыми у всех на виду бросились в реку, не прикрыв [даже] срамных частей, не обращая никакого внимания на то, что на них смотрели девицы и женщины. Те также обливали этой водой своих детей и обмывали и очищали этой святой водой все свои идолы, отмечая этот день в качестве праздничного[480].

Не знаю, право, должен ли я рассказывать, каким образом они пользуются помощью святых при изготовлении пива и какими действиями [это] сопровождают. После того как они нальют в бочку воду, они погружают в нее изображение святого (его специально держат под рукой), привязанное к длинной палке, и тотчас вынимают обратно. Это же они делают, когда кладут солод и хмель. Затем они поднимают палку кверху, а сами, преклонив колени, опустив голову и осеняя лоб крестным знаменьем, поклоняются этому образу[481]. Они настолько впитали подобные суеверия и погрязли в этих предрассудках, что считают, что весь их труд будет затрачен впустую, если не проделать описанных обрядов.

Упоминая об [этих] обрядах, я также считаю необходимым добавить кое-что о религии русских, равно как и то, что я узнал из общения с ними, из их бесед между собой, [их] жестов и другими способами.

Их религия — почти что католичество[482], они чтят иконы, четырежды в год соблюдают посты, первый от воскресенья после [праздника] Троицы в течение 6 [недель] вплоть до праздника Петра и Павла; затем 14 дней до дня Успения [Девы] Марии, после этого постятся также целых 6 недель, предшествующих Рождеству Христову, наконец, 7 недель, предшествующих Пасхе[483]. Так вот, в это время они не едят ни мяса, ни масла, но только рыбу, уксус, чеснок, корнеплоды и тому подобные вещи.

У них есть таинства крещения и причастия, причем приобщаются [Святых Тайн] они под двумя видами, и для этого [используют лишь] красное вино, а не другие напитки.

Каждый день они идут в церковь[484], и даже если двери [храма] бывают закрыты, они, тем не менее, осеняют себя перед ними крестным знаменьем, преклоняют колена и склоняют голову к земле.

У них нет клятв и проклятий, и они не употребляют имени Бога, чтобы клясться, а имени дьявола, когда ругаются, но клянутся и бранятся словами “пойди к матери”[485], “собака”, “собачий сын”, “бастард”, произнося: “Pudi matter”, “Sabach”, “Sugin sin”, “Pledin sin”[486].

Их священники необразованны[487],