Симптомы счастья - Анна Андронова

Сто лет назад маленькая Люся стояла в коридоре перед зеркалом и, глядя на свое тощее отражение с двумя крысиными косицами, пробовала: «Папа! Па-а-апочка». Ей тогда девочки в классе сказали, что любая мама может взять да и привести домой нового папу, как у Маши Рябининой – не было отца, а теперь есть. «Моего папы лучше не найти, он у меня был…» – но тут девочки отвлеклись на Валю, она заявила, что у нее сразу два папы – родной папа Дима, и еще папа, который живет в другом месте. Заспорили, который все-таки роднее.

Вечером Люся впервые спросила маму, кто был ее отец. Ну, например, знаменитым летчиком, писателем, капитаном. Погиб при выполнении секретного задания, при испытании нового самолета, ну, в крайнем случае утонул, спасая чужого ребенка, а лучше сразу нескольких, так было красивее. «Твой папа, Люся, был по образованию химик, он умер от сердечного приступа на пляже, когда тебе было два года. Он много работал, хотел, чтобы ты хорошо училась и помогала маме». Тогда, в третьем классе, Люся с мамой ссорились из-за беспорядка в комнате, поэтому все разговоры заканчивались тем, что надо помогать маме…

Еще через десять лет Люся стояла у того же зеркала в белоснежном прибалтийском лифчике и пробовала новую роль – «Кольцова Людмила Витальевна». Посмотрела исподлобья, потом повернула вперед плечо: «Мой муж… мне должен муж позвонить…» Закончилось, естественно, объелся груш. Господи! А как ей тогда хотелось, чтобы все было по-настоящему! Вылезать утром из постели, из-под его руки и готовить «мужской» завтрак из сосисок или яичницы, жаловаться подругам, как он жутко храпит, и восклицать, засидевшись в гостях: «Ой! Кольцов меня убьет, у меня ужин не готов!» Как она хотела познакомиться с его матерью, потому что у каждой приличной девушки в двадцать один уже почти год должна быть настоящая свекровь!

Родители у Сережи работали на заводе, была еще сестра на четырнадцать лет его моложе. Люся уже представляла, как она будет забегать к ним из школы, болтать за обедом о том о сем. Как сестренка будет ее во всем слушаться, а Сережа гордиться, что у него такая добрая жена, и будут они одна большая дружная семья. Сколько раз Люся представляла, как он приведет ее домой знакомиться с родителями, а потом сделает предложение… «Он просто не говорит всего, мама, но почему ты считаешь, что человек без образования не может глубоко чувствовать?!» Это уж только теперь она поняла, что его немногословность была связана исключительно с тем, что сказать, собственно, было нечего. У него внутри было пусто и не очень чисто, как в только что вынесенном мусорном ведре. Трудно было представить человека более неподходящего. Но это теперь Люся понимает, а тогда просто хотелось быть замужем.

«Людк, че-то мерзну я. Не пойму. Че-то, Людк, мерзну! Надо заехать домой, взять кофту». Они возвращались вечером из кино, перешли на другую остановку, ехали долго, потом еще на трамвае. Дом желтый, «народная стройка» с деревянным подъездом, пахнущем щами и валидолом, квартира на первом этаже. Люся думала: вот сейчас, сейчас…

Сергей открыл дверь своим ключом. В коридоре было очень мало места, что-то висело на стене, закрытое старым покрывалом, в открытую дверь комнаты Люся увидела толстую девочку с капроновым бантом на макушке. Она сидела за пианино на белой кухонной табуретке и тыкала в клавиши одним пальцем. Из кухни доносился шум воды, ругался женский голос: «Мишка, ты? Где тебя носит, паразита?» Сережа взял с вешалки зеленую турецкую кофту: «Не, это я, ухожу уже!» Когда они заворачивали за угол дома, из окна высунулась толстая тетка в чем-то красном, на голове – белая завивка с отросшими корнями: «Че не ел-то, Сереня, куда опять?! Иди, отец щас будет!» Сергей даже не обернулся, Люся на ходу сказала: «Здрассти». Знакомство состоялось.

Вечером Люся рассказывала маме: «Были сегодня у него… Мама? Ну, обычная женщина, довольно приятная… Скомкано только все получилось как-то, торопились…»

Видела она год назад на улице Сережу, свою первую любовь. Машину разгружали у продуктового ларька, а он рядом стоял, руководил. Штаны физкультурные так и остались, сигарета заложена за ухо, брюхо еще больше, два небритых подбородка. Она шла с Вадиком, в модном плаще и с розой в руке – мечта! Идеальная ситуация для встречи «бывшего». В последний момент решила не подходить. Бог знает, что Вадик может о ней подумать, если увидит, какие кадры у нее в знакомых.

Сейчас она сама не могла припомнить, как вообще могла с ним… А ведь откопала тогда пачку каких-то снотворных, еще от бабушки оставшихся! Две недели она умирала и не могла больше жить, потом мама принесла ей четыре тома Агаты Кристи, Рита достала, Люся зачиталась и как-то забылась. Потом они с институтской подругой Ольгой поехали на турбазу.

Там в процессе длительных обсуждений на пляже Сережа сильно трансформировался. Надо сказать, что ни одна Люсина подруга с ним знакома не была, то ли Люся так была погружена в свой роман, что отпала потребность общаться с девчонками, то ли все-таки было слегка стыдно за низкий уровень объекта, точнее, за отсутствие всякого уровня. Так или иначе, но на турбазе Он превратился в тонкого интеллектуала, заброшенного судьбой за баранку такси, что не мешало ему быть порядочной сволочью, посмевшей бросить Люсю. Острота ситуации заключалась еще и в том, что они ЖИЛИ, можно сказать, стали мужем и женой, и тут такое! К концу смены в Люсином мозгу уже родилась воображаемая беременность, но, к счастью, она смогла вовремя остановиться, тем более что Оля несколько устала всплескивать руками и закатывать глаза. Страстный монолог сменился трагическим молчанием.

В общем, Люсино томление вулканизировалось и потухло, все вернулось на круги своя. Еще пару раз она с кем-то знакомилась, почти всегда у Оли на днях рождения, но без продолжений. В оправдание одиночеству Люся поставила свою «несчастную любовь» и очень вжилась в эту роль, Тамара Викторовна даже считала, что слишком. Много чести какому-то… Люся, конечно, ждала. Не то чтобы принца, но и не шофера, кто-то же должен был заметить такую замечательную Люсю. Даже на улице она примерялась к каждому симпатичному мужскому лицу – а вдруг это ОН?

Подруги повыходили замуж. Оля тоже вышла. Потом развелась, родила, бросила библиотеку и выучилась на парикмахера. И все именно в такой последовательности. Некоторое время Люся занималась Ольгиным семейным сумбуром. Ребенок Вова был от сильной-пресильной первой школьной любви. А муж, не имеющий к нему непосредственного отношения, платил алименты. Знал ли он, что это не его сын? Люся так и не поняла, запуталась. Помнит только, что он через суд добивался прав видеться с мальчиком. Добился, принес огромного белого медведя и больше в Олиной жизни не появлялся. Люся участвовала, одних кухонных разговоров хватило почти на два года, пару раз она даже посидела с Вовой, когда Оля параллельно ругалась с мамой и не с кем было оставить. «Правильно ты, Люська, замуж не выходишь, нечего там делать! Родить всегда можно для себя, а пока молодая, жить нужно в полную силу!»

Вот Люся и жила в полную силу: сидела по вечерам перед телевизором, вязала, иногда сопровождала Ольгу с очередным претендентом в кафе или в кино, копошилась в своем научном абонементе. В обед она вынимала из сумки домашние бутерброды и переходила дорогу до салона, где работала Оля. Они вместе перекусывали, в подсобке парикмахерской было очень удобно – кресла и микроволновка. Оля каждый месяц перекрашивалась в новый цвет и прилично зарабатывала, она была мастер и мужской и женский, именно она стригла тогда Вадика, своего постоянного клиента, в неурочное обеденное время.