Войны Митридата - Михаил Елисеев

Этот интересный отрывок из произведения Афинея будет процитирован чуть ниже, а пока расскажем о судьбе главного виновника войны – Мания Аквилия, бывшего консула и усмирителя восстания рабов на Сицилии.

* * *

На примере Квинта Оппия мы видели, что Митридат не был одержим патологической ненавистью ко всем квиритам без разбора, и его хорошее обращение с римским полководцем тому подтверждение. Однако с Манием Аквилием, главным виновником начавшейся войны, всё произошло с точностью до наоборот. Он на своей шкуре ощутил, что такое гнев понтийского царя. Как мы помним, после разгрома при Пахе римлянин убежал в Пергам, а оттуда перебрался на остров Лесбос, где и укрылся в городе Митилене. Поэтому, когда эллины Лесбоса решили перейти на сторону Митридата, они схватили бывшего командующего и, заковав в цепи, в качестве жеста доброй воли передали Новому Дионису. О том, что это была именно местная инициатива, а не приказ свыше, сообщает Диодор Сицилийский. Сам царь прекрасно знал, кто именно из римлян был главным провокатором и поджигателем войны, которая в тот момент не была нужна ни Риму, ни Понту. Римский военачальник, ослеплённый алчностью и жаждой легкой наживы, действуя вопреки воле сената, умудрился нарушить даже законы собственной страны. Аппиан конкретно указывает на Аквилия, как на «наиболее виновного изо всего этого посольства в этой войне». Поэтому говорить о том, что бывший римский уполномоченный был очередной невинной жертвой Митридата, по меньшей мере глупо. Достаточно просто внимательно прочитать источники – и все станет понятно. Теперь же наступил час расплаты, и римлянину он был действительно страшен, поскольку для своих личных врагов Митридат был особенно изобретателен в способах казни.

Бывшего уполномоченного, связав верёвками, посадили на осла и в таком виде стали возить по городам Эгейского побережья Малой Азии, громко объявляя, кто это такой. Волна ненависти, которая обрушилась на того, кто являлся для местных жителей олицетворением ненавистного Рима, просто зашкаливала. Впоследствии Цицерон говорил, что всё это время консуляра[25] зверски избивали. Удивительно, что Аквилий вообще тогда остался жив, но нетрудно представить, в каком виде он был приведён в Пергам. В город, который сенат с помощью подлости и обмана незаконно лишил свободы. Митридат неслучайно для показательной казни этого алчного человека выбрал именно Пергам, столицу римской провинции Азия. Царь хотел показать всем, что правление сыновей волчицы подошло к концу и возврата к старому уже не будет. Что же касается лично Аквилия, то Митридат хотел унизить его как можно сильнее, привезя в непотребном виде в город, который завоевал Аквилий-старший. И где сам римский полководец когда-то был господином и богом, чувствуя себя вершителем судеб всей Малой Азии.

Возможно, что когда его тащили по пергамским улицам, тем самым улицам, по которым он раньше ходил как небожитель и властелин, Маний Аквилий и ощутил всю глубину своего падения с заоблачных вершин на грешную землю. Среди беснующихся и исполненных ненависти людей он не видел ни одного сочувствующего лица, не видел в глазах окружающих ничего, кроме гнева и ярости. И когда чуть живого римлянина приволокли на городскую агору, где пылал огромный костёр и прохаживались палачи, Аквилий хотел только одного – скорее бы всё это закончилось. Восторженный рёв толпы взлетел к небесам, когда расплавленное золото из раскалённого докрасна тигля тонкой струёй потекло в горло бывшего триумфатора.

* * *

Митридат неспроста придумал такую необычную смерть своему врагу: «В Пергаме велел влить ему в горло расплавленное золото, с позором указывая этим на римское взяточничество» (Аппиан). Публичная и страшная казнь главного вымогателя денег в Малой Азии, который в целях пополнения своего материального благополучия не останавливался ни перед чем и был готов ввергнуть ради этого в бойню целые народы, явилась закономерным финалом его жизненного пути. По мнению царя, Аквилий получил по заслугам, да и в глазах населения Анатолии, казнив одного из главных виновников их бед, Митридат явил высшую справедливость.

Поэтому совершенно не прав Т. Моммзен, когда начинает причитать по поводу участи Аквилия и поливать грязью понтийского царя за эту расправу: «Митридат не ограничился этим жестоким издевательством, которого одного уже достаточно было для исключения его из числа благородных людей». Беда в том, что двойные стандарты процветают не только в политике, но и в истории. Когда беспредел творят римляне, которых немецкий историк и его последователи обожают всей душой, то это в порядке вещей. Невзирая на зверства во время завоеваний, квириты всё равно несут счастье человечеству, а помыслы их чисты и благородны. Но когда этих самых римлян за все их подлости и лицемерие настигает справедливое возмездие, то тот, кто эту справедливость осуществил, под талантливыми перьями поборников римских добродетелей моментально превращается в кровожадного монстра. Митридат сделал то, что должен был сделать, а Маний Аквилий получил то, что заслужил. И умствования здесь неуместны.

Обстановку, которая на тот момент сложилась в Малой Азии, ярко и красочно описал Афиней. Этот рассказ очень напоминает плач по римскому могуществу, и если отбросить в сторону некоторые художественные преувеличения (о судьбе Квинта Оппия), то мы увидим очень яркую картину полного краха всей политики Рима на Востоке. «Римский командующий в Памфилии Квинт Оппий выдан царю и следует за ним в оковах; бывший консул Маний Аквилий, этот сицилийский триумфатор, связан цепью по рукам и ногам, и бастарн-великан, пяти локтей ростом, тащит его пешего за своим конем. Из остальных римских граждан одни лежат, простершись у алтарей богов, а другие, сменив римские одежды на родные квадратные плащи, снова называют себя по исконным родинам». Последняя фраза выделена мной неслучайно, её смысл блестяще истолковал А. П. Беляков. Она является ключевой для понимания дальнейшего хода событий. «“Квадратные одежды”, о которых пишет автор, – это явно длинные и тяжёлые многослойные восточные одеяния. И если эти люди стали именовать себя “по прежнему отечеству”, то это может означать только одно – вместо “римлянин Ксилл Минуций” они опять стали называть себя, к примеру, “Ксилл – лидиец из Сард”». Это свидетельствует только об одном – некоторая часть населения провинции Азия получила на тот момент римское гражданство. Но то, что этим людям изначально казалось благом, в дальнейшем обернулось для них страшной трагедией.

* * *

После того как Митридат последовательно уничтожил армии Рима и его союзников в Малой Азии, он оказался на вершине могущества. Даже его враги не ожидали, что успехи царя Понта будут столь впечатляющими. На этот факт обращает внимание и Плутарх: «…успехи его в то время превосходили все ожидания. Отняв Азию у римлян, а Вифинию и Каппадокию у тамошних царей, он обосновался в Пергаме, наделяя своих друзей богатствами, землями и неограниченной властью; из сыновей его один, не тревожимый никем, управлял старинными владениями в Понте и Боспоре вплоть до необитаемых областей за Мэотидой, другой же, Ариарат, с большим войском покорял Фракию и Македонию» (Плутарх). Аппиан называет имя другого царевича, который привел понтийские войска в Европу, – Аркафий, и я думаю, что эта информация более достоверная. Дело в том, что Аркафий к этому времени уже зарекомендовал себя как способный военачальник и талантливый кавалерийский командир. В армии отца он командовал армянской конницей и был одним из творцов победы на реке Амний. Поэтому его назначение на столь ответственный пост выглядит вполне оправданным и обоснованным, а Плутарх мог просто перепутать имя одного из многочисленных царских отпрысков.