Гуннора. Возлюбленная викинга - Юлия Крен

Но кровь, пролитая в мыслях, не греет, а тут не было никого, кого можно было бы убить, и Агнарр чувствовал лишь бессилие и опустошенность.

Он ненавидел одиночество в лесу. Боялся его.

В темноте едва видя, куда ложится, мужчина устроился под кроной раскидистого дуба. Он уснул, но вскоре принялся беспокойно метаться во сне. Его всегда преследовали кошмары, особенно теперь, когда в пространстве его снов все чаще звучал голос отца: «Ты убил меня напрасно… И напрасно проводишь эту ночь в лесу…»

Да, он не продвинулся ни на шаг к своей цели, все ходит по кругу. Сейчас Агнарр чувствовал себя так же, как в тот день, когда черноволосая датчанка убежала от него. Брошенным. Униженным.

Поворочавшись, Агнарр вновь уснул, и на этот раз во сне ему явился не отец, а та самая датчанка. Она прильнула к нему, но ее тело оставалось холодным, точно закоченелым, и Агнарр никак не мог войти в нее, не мог овладеть ею, как не овладел он Берит.

Как можно стать таким холодным? Чем обладали эти женщины, чего не было у него? Он тоже был стойким, легко сносил такие ночи, мог убивать людей, даже детей… Но почему ему было так страшно? Страшно, что его станут высмеивать? Страшно оказаться неудачником?

Агнарр проснулся с головной болью, кисловатым привкусом во рту и затекшей спиной. Злость, преследовавшая его во сне, сковала его тело. Вскочив, мужчина попытался отогнать призраки сна, забегал по кругу, разминая ноги. И только потом оглянулся.

В этот миг Агнарр понял, где он провел эту ночь. Победоносный клич сорвался с его губ, кровь забурлила в жилах. На поляне стояла хижина, сооруженная из веток. Щели были заткнуты мхом. Хижину строили неумело, похоже, это сделала женщина.

Агнарр знал, что стоит устроить здесь засаду, но он не мог сдерживаться. Обнажив свой меч, он метнулся к домику и распахнул дверь.

Никого.

Хижина была пуста.

Тут пахло лесными травами — Агнарру был знаком этот запах, хотя он никогда не присматривался, какие травы топчут копыта его коня. Пахло испорченной едой, заплесневелым сыром. Откуда у той, что живет в лесу одна, сыр?

Он ни на мгновение не усомнился в том, что в этой хижине живет черноволосая датчанка. Она, и никто иной. Пусть ее и не было здесь, хижина пропиталась ее упрямством, точно туманом, и эти клубы тумана душили его. И Агнарр обрушил свой меч на все, что только видел, все, что попалось ему под руку. И только разрубив балки, поддерживавшие потолок, и услышав, как хижина угрожающе заскрипела, мужчина понял, что та вот-вот рухнет, и остановился. Лишь теперь он увидел деревянные и каменные талисманы, изукрашенные странными письменами… рунами. Значит, она владела загадочной магией Севера, знала о силе, сокрытой в каждом из этих символов. Наверное, она много лет управляла его мыслями, околдовала его! Агнарр принялся крушить талисманы: дерево легко поддавалось лезвию меча, но ему казалось, что и этого недостаточно. Мужчина выбежал из хижины и принялся разбрасывать обломки во все стороны. Такое поведение испугало его коня, и, хотя животное было привязано к дереву, оно встало на дыбы.

— Тихо ты! — прикрикнул Агнарр.

Отвязав коня, он вскочил в седло и поскакал прочь. Несомненно, лорд, остановившийся на ночлег в хижине лесника, уже уехал, и можно опросить местных, что это за женщина. Даже если она спряталась и от них, не может быть, чтобы лесник не знал о живущей в лесу женщине, владеющей магией рун.

Гуннора проснулась, увидела незнакомое лицо и испугалась. Она протерла глаза, и мужчина показался ей не таким уж незнакомым, и все же не его она видела вчера в доме лесника.

Не было на его лице ни насмешки, ни гордыни — только изумление.

— Твои волосы почернели за ночь?

Только теперь Гуннора поняла, что уснула в его объятиях. Невзирая на удивление, герцог не отстранился от нее. Девушка вскочила на ноги.

— Нет, мои волосы и вчера были черными.

Ричард остался лежать. Он с наслаждением потянулся, привыкая к мысли о том, что переспал не с Сейнфредой, а с какой-то другой женщиной. Похоже, эта мысль его нисколько не тревожила.

— Я ее сестра, — отрезала Гуннора.

Она надеялась, что хоть теперь Ричард поймет, что зашел слишком далеко, ухлестывая за замужней женщиной.

Но герцог не выказывал никаких угрызений совести.

— Что ж, ты тоже очень красива… Другой красотой, и все же…

Гунноре захотелось пнуть его. Да и саму себя тоже — за то, что ее телу было так хорошо.

— Это для тебя самое главное, да? — напустилась она на Ричарда. — Чтобы женщины были красивы, молоды и уступчивы! А пришли ли они к тебе по доброй воле, значения не имеет.

— Ты пришла по доброй воле.

Она знала, что лучше промолчать, но не сумела удержать себя в руках.

— Я поступила так только для того, чтобы защитить честь сестры! — крикнула она.

Похоже, Ричард был потрясен до глубины души, но это не смягчило сердце Гунноры, ведь всему виной стали его глупость, его легкомыслие!

— Мне не показалось, что я взял тебя силой, — пробормотал он.

— Да, на моем теле нет синяков и царапин, у меня ничего не болит. Но унижение — сестра насилия. — Ее глаза блеснули.

Ричард ловко вскочил на ноги, мановением руки отгоняя сомнения.

— Ты молода, ты живешь в лесу… Другие женщины… нет, все женщины в такой ситуации бросились бы мне в ноги и умоляли бы меня забрать их в Руан.

Эта комната стала им слишком тесна. Гуннора знала, что скоро не выдержит, спасется бегством. Ей хотелось сказать ему что-то, что оскорбит его, унизит, причинит боль — боль, которая останется в его памяти дольше, чем страсть этой ночи. Но ничего такого не приходило ей в голову.

И вновь на лице Ричарда отразилось изумление. И кое-что еще — восхищение. Но Гуннора не успела разобрать, правильно ли она поняла его чувства. Девушка выбежала во двор. Ричард за ней не последовал.

Сегодня лес не показался ей союзником. Пение птиц звучало смехом, шелест листьев — укором, хруст корешков под ее ногами — упреком.

«Ты отдалась мужчине, которого ненавидишь».

Несчетное количество рун ей придется вырезать, чтобы стереть воспоминания о его прикосновениях, несчетное количество жертв принести, чтобы забыть, как она отдала ему свою невинность.

Гуннора бежала, куда глаза глядят. От дома Замо она легко нашла бы тропинку к своей хижине, но сейчас ей нельзя было вернуться туда. Она покидала свое прибежище жрицей, колдуньей, мастерицей рун, а теперь оказалась опороченной бабой, чьи мысли посвящены не богам, а мужчине.

Но вдруг Ричард вернется к Замо, призовет Сейнфреду к ответу, вдруг потребует, чтобы она отдала ему обещанное?

Теперь Гунноре стало совсем стыдно — не только за то, что она возлегла с герцогом, но и за то, что сбежала слишком рано. Она поспешно направилась обратно, к дому Замо. Увидеть сейчас Ричарда было бы невыносимо, но необходимо. Только когда он уедет, она сможет вздохнуть спокойно.