Парижские сестры - Фиона Валпи

Пытаясь собраться, она сложила руки, позволив кончикам пальцев незаметно проследить ободряющий контур свертка, отданного ей месье Леру, который она для пущей сохранности зашила в подкладку своего пальто.

Фред в основном молчал, погруженный в свои мысли, но это гранитное молчание обнадеживало. Он разрешил ей говорить, когда в то утро им повстречался рыбный фургон. Когда Клэр упомянула имя своего отца, обветренное лицо водителя сменилось улыбкой узнавания, и он с готовностью согласился подвезти их до самого Порт-Мейлона, даже если ему понадобится немного больше времени, чтобы добраться до собственного дома в Конкарно.

Наконец он высадил их, еще раз улыбнувшись, и махнул рукой на прощание на вершине узкой мощеной аллеи, ведущей вниз к крошечной гавани. Клэр секунду постояла, благодаря небеса за то, что ей наконец довелось размяться после долгих часов тряски в кузове фургона. Она глубоко вдохнула морской воздух, почувствовав подавление мерзкой тошноты. Нахождение в знакомой обстановке обнадеживало. Рыбацкая деревня пахла, как всегда, солью, водорослями и влажными веревками, которыми к причалам вдоль набережной была привязана маленькая флотилия лодок. Над головой кричали друг на друга чайки, не спуская глаз-бусинок с приходящих лодок, чтоб не упустить возможность подобрать остатки.

Клэр никогда не думала, что будет так рада попасть домой, но теперь она испытывала непреодолимое желание увидеть своего отца и брата Марка, снова оказаться в их крепких объятиях.

Фред улыбнулся ей.

– Почти добрались, – сказал он, поднимая ее и свою сумку. – Веди.

Она заметила их у лодки: высокая фигура, которой был ее отец, поднимала пустые сети с набережной и передавала их Марку на палубу. Она уже собиралась бежать к ним, когда Фред протянул руку, чтобы остановить ее.

– Подожди, – тихо сказал он.

К концу стены гавани был пристроен барак из отсыревшего бетона, на плоской крыше которого стоял немецкий часовой. К счастью, он повернулся спиной к ним, высматривая в бинокль корабли, плывшие в серо-стальном море. Из темных щелей, которые были глазами блокпоста, торчали стволы двух пулеметов. Один указывал в сторону моря, а другой следил за маленькой гаванью и людьми, трудившимися на своих лодках. За блокпостом, прямо перед небольшим маяком в конце дамбы, который обозначал вход в гавань для рыболовного флота, когда они возвращались домой темными ночами, зенитное орудие указывало на небо, словно издеваясь над вопящими чайками, летавшими вокруг.

Вид ее отца и брата, работающих под угрожающим дулом пулемета, глядевшего из блокпоста, потряс Клэр до глубины души. Она судорожно вздохнула, и Фред тут же потянул ее под прикрытие угла перекрестка. Он приложил палец к губам, предупреждая ее о молчании.

– Мы не можем идти к ним сейчас, Клэр, только не под носом у немца-часового. Мы только привлечем внимание к себе, а ведь это последнее, чего нам хотелось бы. Даже если ты начнешь оправдываться, что приехала домой навестить семью, они рьяно станут обыскивать вновь прибывших, пока не найдут хоть что-то необычное. Нам придется прятаться до наступления темноты.

Клэр кивнула, понимая, что он был прав, хотя желание побежать к отцу, чтобы встать между ним и глядящими из орудийной башни стволами было очень сильным. Она оглянулась вокруг, затем схватила его за руку.

– Пойдем, – сказала она. – Можно пробраться в переулок за домом. Задняя дверь никогда не запирается. Мы сможем подождать их внутри.

Она провела его к крошечному проему в стене с одной стороны переулка, ведущему на узкую песчаную тропинку, петляющую между огороженными садами коттеджей рыбаков, перед каждым из которых стояла отдельная уборная. Она толкнула ворота в рассохшемся частоколе и прошла мимо небольшого клочка земли, засеянного овощами – аккуратными рядами плетеных листьев лука-порея и перистых морковных верхушек, которые только и могли расти на песчаной почве этого садика. Она повернула ручку задней двери и, глядя с триумфальной улыбкой на Фреда, толкнула ее внутрь.

Ее сердце забилось, когда она увидела дом, где жила ее семья. Комнаты показались ей меньше, но в них по-прежнему оставалось множество предметов, напоминавших о матери, например, желтоватое кружево на буфете и несколько фарфоровых фигур, украшенных ярким бретонским рисунком из листьев и цветов. А вот и стул отца, провисший от тяжести усталого тела, в котором он любил сидеть, вернувшись с моря, стоит у камина. Она взяла распутанный клубок шпагата, который лежал на полке рядом со стулом, и рассеянно перемотала его, аккуратно заправив конец и положив обратно.

Днем, пока все были в море, печь в кухне не топилась. Почувствовав спокойствие от возвращения домой после стольких лет, и увидев привычные глазу предметы, которые когда-то были частью ее повседневной жизни, она сгребла тлеющие угли и вернула к жизни пламя; потом поставила на решетку кастрюлю с водой, чтобы согреть ее.

– Думаю, нам стоит умыться после такого путешествия. – Она улыбнулась. – А потом посмотрим, что придумать на ужин. Papa и Марк будут голодны, когда вернутся. И я думаю, что ждать их уже недолго.

Несмотря на то, что уже наступали сумерки, Клэр не зажгла лампу и не стала натягивать затемненные шторы на низкие, потертые солью окна. Морской ветер подталкивал сгрудившиеся в гавани лодки друг к другу, обещая на рассвете свежий бриз, когда им снова настанет время выходить в открытое море, пробиваясь сквозь волны.

Наконец она услышала, как они поднимаются по дорожке, а затем топают сапогами по сплетенной из морских водорослей грубой циновке у входной двери, чтобы стряхнуть с них песок. Она подождала, пока дверь откроется, а затем закроется за ними, убедившись, что они теперь в безопасности и скрыты от посторонних глаз, прежде чем выйти им навстречу. В темноте коттеджа отцу потребовалось несколько мгновений, чтобы понять: фигура, стоящая перед ним в коридоре, была Клэр. Не говоря ни слова, она протянула ему руки. А потом он подошел к ней и, заплакав, уткнулся лицом в ее волосы.

Она крепко обняла его, прижимаясь лицом к его груди, ошеломленная тем, насколько одновременно силен и хрупок этот человек – ее отец, потерявший жену и одного из своих сыновей, вынужден наблюдать, как оставшуюся часть его семьи разрушает война. Под грубой шерстью его рыбацкого свитера она почувствовала, как его тело дрожит от тихих рыданий, и их слезы смешались, когда она поцеловала его в щеку.

Пока ужин кипел на плите, Клэр попросила рассказать, что слышно о Жан-Поле и Тео. Но отец только печально покачал головой.

– Ни единого слова за несколько месяцев. Нам, похоже, остается только надеяться, что они вместе и не падают духом. Они гордились бы тем, что их младшая сестра тоже делает все возможное для того, чтобы эта война наконец закончилась, чтобы они смогли вернуться к нам домой. – Несмотря на теплоту его слов, вселяющих надежду, Клэр показалось, что тьма подернула его глаза, выдавая его беспокойство.

Позже, над тарелками, наполненными рыбным рагу, Марк, Клэр и Фред рассказывали о войне и о своем опыте, полученном в эти горькие времена, тогда как отец, всегда немногословный, взирал на лицо своей дочери с выражением изумленного удивления от того, что та столь неожиданно вернулась в семейный дом.