Как выжить среди принцесс  - Шимун Врочек

– А мой папа ночью работает, а днем спит, – говорит Тема. Это старая проверенная карта, но тут он промахнулся.

– Мой папа тоже ночью работает и днем спит, – отвечает Злата. И тут же повышает ставку: – И утром тоже спит!

Это трудно перекрыть, поэтому Тема заходит с туза.

– А мой дядя Паша и днем и ночью работает.

– Ничего себе! – В глазах у Златы неподдельное изумление. Покерфэйс сломан. – И даже вечером не гуляет? А как он дышит свежим воздухом?

Тема уже победил, поэтому снисходителен:

– Никак. Мой дядя Паша – врач.

Вечер. Злата почистила зубы, стоит в ванной комнате, надевает пижаму. Обычно она это делает в спальне, но тут хрюша-повторюша за старшей сестрой. Злата кричит мне из ванной:

– Папа, можно я сниму носки?! Папа!

– Сними! – кричу я в ответ.

– Ну хорошо! – кричит Злата. – Я не буду снимать!

Занавес.

Все-таки женщины, даже самые маленькие, живут в каком-то параллельном мире. Там совершенно другие законы акустики.

…и еще им носки мешают надевать пижаму. Я НЕ шучу.

Злата укладывается спать и рассказывает страшную историю:

– В одном черном-черном городе, – зловеще начинает Злата, – жила маленькая девочка. И она боялась НЕ ТОЛЬКО инопланетян, но и… привидений!

– Круто!

– Папа, почему ты не боишься? – спрашивает Злата.

– Да боюсь я, боюсь. А это вся история?

– Да! Сейчас я расскажу тебе еще одну историю. В одном черном-черном городе жила маленькая девочка. И она боялась не только инопланетян, но и… – Злата понижает голос, – Черной Руки! Ва-аа!

Пытается схватить меня, я смеюсь. Злата продолжает нагнетать:

– Девочка шла по черному-черному городу, и тут ее как схватит Черная-Черная Рука! А потом девочка увидела, как из-за угла торчит… – Пауза, полная саспенса. – Черная-Черная Нога!

Тут, конечно, и Хичкок бы поседел.

– Ничего себе!

– Страшно, папа? Да? – с надеждой спрашивает Злата. Глаза горят.

– Страшно, – говорю я. – А девочка не мылась, что ли? Почему у нее черная нога? Все, спи давай.

– Ну-у… – девица ложится.

– Сейчас мама придет, – говорю, – расскажешь ей свою страшную историю. Все, спокойной ночи…

Я выхожу, выключаю свет.

Из темноты голос вдогонку:

– Она мылась!

– Папа, папа, отгадай загадку!

– Ну, хорошо. Какую?

– Сидит девица, а коса на улице! Кто это?

Им в садике задавали. Похоже, Злата открыла для себя удивительный мир «Что? Где? Когда?». И адреналин, с этим связанный.

Понятное дело, я знаю ответ. Но сразу отгадывать – это скучно.

– Рапунцель? – говорю я.

– Нет!

– Девочка Злата?

Злата хохочет.

– Нет! Сдаешься, папа?

– Сдаюсь.

– Это морковка! Отгадай еще загадку! Зимой и летом одним цветом?

– Рояль?

– Нет!

– Телевизор?

– Нет! Это елочка! Папа, ты что, не знаешь? – Злата убегает на кухню, там мама вяжет шапку. – Мама, мама! – доносится оттуда. – Представляешь? Папа не знает, что зимой и летом одним цветом елочка!

Жена что-то отвечает. Подозреваю, острит в мой адрес. Женщины!

Злата возвращается. Бегом.

– Папа, отгадай еще загадку! Панда не панда, змея не змея. Что это?

Вот это действительно сложно. Я чешу в затылке:

– Ну… не знаю.

– Сдаешься, папа?! – В глазах девицы горит нешуточный азарт.

– Сдаюсь. Что это?

– Летучая мышь!

– Неожиданно, – признаю я. – Это ты сама придумала?

– Да, конечно! Отгадай еще загадку! Папа!

– Ну, давай.

– Летит, но не самолет. Летит, но не вертолет.

– Хм-м. Это что, птица?

– Нет! – Злата на мгновение заминается. – То есть ты отгадай какая!

– Воробей.

– Нет!

– Ворона?

– Нет!

– Ладно… Синичка?

– Нет, папа! – Злата радостно смеется. – Сдаешься? Это соловьи!

Теперь уже я смеюсь. Соловьи точно не вертолеты. Я представляю стаю соловьев, летящих под «Полет валькирий» Вагнера. Внушает, однако. Они летят над зелеными просторами Вьетнама…

– Отгадай еще одну загадку! – Злата прыгает вокруг меня. Ее распирает от эмоций. – Папа!

– Хорошо.

– Ура! Что такое – оранжевое, чуть-чуть белое, чуть-чуть черное?

Я смотрю на девицу. Круглая рожица Златы полна лукавства.

Тут я подвисаю серьезно. Кажется, Эйзенштейн в своей книге «Метод» называл подобные загадки «еврейскими загадками». Это когда некий предмет определяют не по его основным (и довольно банальным, очевидным) признакам, а по второстепенным. На этом построены многие литературные и киноприемы. Эйзенштейн упоминает, что «еврейские» – одни из самых древних видов загадок.

– Не знаю, – говорю я. – Хм-м… это игрушка?

– Нет!

– Еда?

– Нет!

– Животное?

Пауза.

– Нет, ты отгадай какое!

«Оранжевое, белое, черное». Меня осеняет:

– Лиса?

– Э! – Злата заглядывает мне в глаза. – А давай ты не знаешь? Давай?

Я смеюсь.

– Ну, хорошо. Сдаюсь. Кто это?

Злата вытаскивает из-за спины мягкую игрушку.

– Лисичка!

У лисички грустный вид опытного домашнего животного. «Просто притворись мертвым, и тебя рано или поздно забудут».

Злате так нравится игра в загадки, что она выдумывает следующую на ходу. Причем едва успевает спрятать от меня ответ.

– Что такое бежевое, чуть-чуть белое, чуть-чуть черное? Папа, отгадывай!

Конечно, мне интересней, откуда ребенок знает слово «бежевый», но нужно продолжать игру. Тут у меня вариантов немного:

– Заяц?

– Нет!

– Ну, я не знаю… Бежевое? Слон?

– Нет! – радуется Злата.