Смерть как средство от бессонницы - Павел Агалаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понял.
— Пошли.
Они двинулись вперед и тут же обнаружили Столбова, копошащегося в каких-то приборах, разбросанных на полках стеллажа.
— Да где ж она, — кряхтел Столбов, перекладывая с места на место свои изобретения. — Ага. — Он торжественно поднял небольшой блестящий пластиковый прямоугольник. — Господа, разрешите представить — киберубийца! Названьице, конечно, так себе, но оно полностью отображает назначение сего предмета. — Старик бережно погладил карточку. — С ее помощью был раскрыт крупный преступный холдинг, промышлявший кражей денежных средств граждан с банковских счетов…
— Простите, Степан Наумович, — прервал его Ильин. — Мне об этом уже рассказал Иван Митрофанович.
— Ну, Михалев! — раздосадованно буркнул изобретатель. — Всю презентацию испортил. Ладно, если вы все уже знаете, то держите. — Он протянул карточку Ильину.
— А как она работает? — поинтересовался Копылов.
— Вы что, никогда не пользовались банковскими картами? — удивленно спросил Степан Наумович.
— Почему? Пользовался. Правда, это были карты обычных банков, а не крутые киберубийцы, — отшутился Алексей.
— Все как обычно. Вставляете карту в считывающее устройство и набираете пин-код…
— Кстати, какой? — спросил Ильин.
— Один, девять, два, три, — лихо выдал Столбов. — Год моего рождения.
— Так вам девяносто?! — поразился Копылов. — А выглядите бодрячком. Лет так на пятьдесят, никак не больше.
— Увы, мой юный друг. — Столбов тяжело вздохнул. — Девяносто, но спасибо за комплимент. Андрей Михайлович, прошу вас, не забудьте ее вернуть.
Ильин утвердительно кивнул.
— А сейчас прошу меня извинить. Мне нужно продолжить работу над моими нанитами. Вы даже не представляете себе, какое великое будущее ожидает этих крох.
— Да, хорошо. Спасибо, Степан Наумович. Мы уже уходим.
— Вот блин! — выдал Копылов, заходя в кабину лифта.
— Чего бурчишь? — спросил его Ильин.
— Да Столбов напугал своими микророботами. Теперь ботинки выкидывать придется.
— Да ладно тебе. Неужто герой-любовник и суперполицейский спасует перед малюсенькими крохотулечками? — по-детски просюсюкал Ильин и нажал на кнопку пятого этажа, где располагался их отдел.
— Ага, тебе смешно, а я с пеленок питаю отвращение ко всякого рода мелким тварям нашей необъятной фауны. Нет, они-то еще ничего, естественный процесс эволюции, но наниты, фу, мерзость! — Алексея передернуло.
— Как Степан Наумович говорит, это научный прогресс. Так что смирись и не выкидывай такие классные ботинки.
Двери лифта открылись, и они нос к носу столкнулись с Дмитрием Нишановичем Фельдманом.
— Здравствуйте, Андрей Михайлович, — проговорил тот, слегка картавя. — А я, знаете ли, только что от вас. Доставил все необходимое из списка, который многоуважаемый Алексей принес мне утром.
— Вот это сервис! — восторженно отметил Копылов. — Прямо как в пятизвездочном турецком отеле. Еще только три часа, а у нас уже все на мази.
— Благодарю, Алексей, за такую высокую оценку моей работы, но хочу заметить, что в турецком отеле, пусть даже и пятизвездочном, одежду от Жана Франко Ферре и набор украшений от Карло Зини вам вряд ли кто предоставит! — Он улыбнулся и погладил бороду.
— Огромное спасибо за оперативность, Дмитрий Нишанович, — поблагодарил его Ильин.
— Это моя работа. Я все передал госпоже Гусевой. Она расписалась в накладной. Я так понимаю, это предназначалось именно ей?
— Да.
— Если что-то еще понадобится, то я у себя, — сказал Фельдман и вошел в лифт.
Ильин открыл дверь в отдел и увидел Грибина, стучащего кулаком по кофемашине.
— Миша, ты так ее на тот свет отправишь.
— А? Это вы, — растерянно отозвался Грибин.
— Нет, блин, инопланетяне из созвездия Альдебаран, — пошутил Копылов, выглядывая из-за плеча Андрея.
— Она чего-то не фурычит, — сказал Михаил.
— Прежде чем по машине барабанить, ты проверил бы, включена она или нет.
— Ох ты, е-мое, — Грибин посмотрел на лампочку нагрева. — Леха, точно. Что-то я совсем растерянный стал.
— Ну, еще годок-другой за компом проведешь, совсем мозги сварятся, — подначил его Копылов. — Знаешь, иногда и гулять нужно.
— Если так, как ты, то не надо, уж увольте. — Грибин указал на лоб Алексея, где красовалась пунцовая шишка. — Я уж лучше за компьютером время проведу.
— Хватит вам, словоблуды! — остудил спорщиков Ильин.
— Андрей Михайлович, он первый начал, — с обидой в голосе пробубнил Грибин.
— Зато я первый закончу, — коротко сказал Андрей. — Идите, работайте.
— А туда нельзя, — заикаясь, сказал Михаил.
— Не понял? — Ильин сурово посмотрел на Грибина.
— Там Юлия Максимовна.
— И что?
— Она, это, там переодевается, — прошептал Михаил.
— Чего? — протянул Копылов.
— Фельдман принес ей вещи для задания. Вот она и решила примерить.
— А тебя, значит, за дверь выставила?
— Леха! — Ильин вздохнул. — Шел бы ты в гараж и осваивал технику.
— Это я мигом, — обрадовался Копылов. — Слушай, Михалыч, а если я в следующий раз танк попрошу? Как думаешь, Дмитрий Нишанович сможет его раздобыть?
— Иди уже, — с иронией сказал Ильин. — Танкист-самоучка. Миша! — обратился он к Грибину. — Как она закончит, пусть зайдет ко мне.
— Хорошо, передам.
Ильин усмехнулся и направился к себе.
Через десять минут после того как Андрей переступил порог кабинета, раздался осторожный стук в дверь.
Ильин отложил в сторону бумаги и громко произнес:
— Да, войдите.
— Андрей Михайлович, вызывали? — спросила Гусева, войдя.
Андрей оглядел ее с ног до головы. На Юлии Максимовне были узкие укороченные брючки, подчеркивающие стройность ног и округлость бедер, приталенный легкий пиджак с глубоким вырезом, гармонирующий с игривым кулоном на витиеватой цепочке, облегающие полусапожки на высоком каблуке и плащ, накинутый на одно плечо и переливающийся змеиной кожей. В руках она держала клатч такой же расцветки, в ушах покачивались сережки, явные собратья кулона, а на запястье посверкивали радужными искорками аккуратные часики.
Ильин почувствовал, как по его телу пробежал озноб. Он попытался переключить внимание на документы, но все усилия оказались тщетны. Тело отказывалось выполнять приказы разума. Оно, наоборот, еще глубже погружалось в гипнотический анабиоз. На мгновение ему показалось, что он весь словно сжимается, уменьшается в размерах.