Крепость королей. Расплата - Оливер Петч

Каспар снова невольно улыбнулся, перешагнув через мертвеца, глаза которого, полные невыразимого ужаса, неподвижно уставились в потолок. Черной тенью агент выскользнул из мастерской и двинулся по переулкам Анвайлера.

Временами личина дьявола приносила немало пользы.

* * *

Агнес держала за руку умирающего крестьянина. Из рассеченного горла толчками лилась кровь. Мужчина что-то неразборчиво пробормотал, дернулся, и взгляд его замер. Над головой нависло свинцовое небо, в котором кружили стаи крикливых ворон. Агнес вспомнила, как в прошлом году охотилась на ворон с соколом Парцифалем. Казалось, это было сотню лет назад, в другое время, в другом мире…

Женщина осторожно закрыла мертвому глаза и оглядела поле битвы. В последнее время ей доводилось видеть их часто, но это было самым ужасным из всех. Золотистая рожь, которая еще вчера простиралась до самого леса, была полностью вытоптана. Среди колосьев большими кротовыми кочками лежали убитые, умирающие и раненые. Они плакали, кричали и ревели, как животные, а над ними кружило воронье и словно высмеивало их своим карканьем. Время от времени вороны опускались на трупы и принимались жадно клевать.

Вот уже две недели барышники с Агнес и Агатой таскались за прославленным войском Швабской лиги. Ландскнехтов, встреченных в Келе, отправил лотарингский герцог навстречу армии. Вместе они собирались одолеть крестьян Вюртемберга, которые всюду чинили грабежи и поджоги. Здесь, под Бёблингеном, состоялось решающее сражение. Мятежники сначала устроили заграждения из повозок, но ландскнехты обстреляли их с соседнего холма. Тысячи крестьян были заколоты, забиты или зарублены во время бегства. Тех, кто прятался на деревьях, солдаты отстреливали, как птиц…

— Хватит в облаках витать и бездельничать! Если Барнабас увидит, опять огребешь.

Агнес оглянулась на седовласую женщину. Та подковыляла ближе. В свои пятьдесят лет матушка Барбара, хоть и немного горбилась, но по-прежнему отличалась приятной наружностью. Глаза сияли, как у двадцатилетней, и пышные до плеч волосы она расчесывала каждый день. Когда-то Барбара была самой красивой шлюхой в обозе, но потом пьяный ландскнехт во время ссоры сломал ей обе ноги. С тех пор она зарабатывала маркитанткой, продавая солдатам продукты и всевозможные безделицы. Кроме того, она слыла опытной целительницей, перевязывала раны, извлекала пули и арбалетные болты, а иногда даже ампутировала конечности. Хотя большинству мужчин на этом поле помощь уже не требовалась.

— Глянь-ка! — Мать Барбара показала нож почти в локоть длиной, еще с пятнами крови. — Почти новый, с рукоятью из оленьего рога. Я за него полгульдена выручу, не меньше… Пошевеливайся! Если и дальше будешь ворон считать, поле скоро обчистят.

Агнес молча кивнула и побрела по стоптанным колосьям к следующему телу. Как обычно, им с Агатой велели обирать трупы после сражения. Большинство убитых были бедными крестьянами, поэтому и брать было особо нечего. Хотя на некоторых были хорошие сапоги, прежде снятые, вероятно, с убитого ландскнехта. Кроме того попадались серпы, лезвия от кос, медные пуговицы, пестрые перья, а иногда серебряные кольца или вот ножи, вроде того, что отыскала в грязи мать Барбара.

Агнес с беспокойством заглянула в мешок, еще почти пустой. Если в ближайшее время она не найдет ничего ценного, Барнабас опять взбесится. После той ночи в Келе он овладевал ею уже не единожды. Но, в отличие от первого раза, Агнес сносила все молча, не шелохнувшись, словно камешек на дне ручья. Она закрывала глаза и старалась ни о чем не думать, только о бескрайних лесах. По крайней мере, заканчивалось это довольно быстро, и всякий раз Агнес подолгу отмывалась. За то, что она вела себя тихо, Барнабас следил за тем, чтобы другие мужчины ее не трогали. Но если добычи окажется недостаточно, все может быстро перемениться. К счастью, она знала травы, предотвращающие беременность.

Были минуты, когда Агнес представляла себе, как во сне перерезает Барнабасу горло. Но до сих пор ее сдерживал страх перед его яростью.

Еще немного, сволочь. Еще немного…

Рядом в колосьях высился очередной холмик. Агнес подошла туда и увидела убитого мальчика, красивого, лет двенадцати или тринадцати, в зашнурованных у колен штанах и грубой рубахе, пропитанной кровью. Длинные светлые волосы растрепались, восковое лицо осунулось. Скорее всего, это один из многочисленных барабанщиков, которые шли в авангарде и зачастую первыми принимали смерть.

«А он ведь и жить толком не начал», — подумала Агнес.

Она склонилась над ним и в вечерних сумерках разглядела на шее цепочку. Торопливо сорвала ее, и взору открылось маленькое серебряное распятие. Обрадованная ценной находкой, Агнес спрятала крестик в мешочек. Барнабас будет доволен, а она обеспечила себе еще одну спокойную ночь.

Женщина направилась было к следующему трупу, но тут мальчик открыл глаза.

— Святые угодники, да ты живой!

Агнес замерла от неожиданности. Потом села рядом и приложила ухо к груди. Сердце билось хоть и быстро, но ровно.

— Крестик… — прохрипел мальчик и схватил ее за руку. — Мама, мама…

— Я не мама, — тихо ответила Агнес. — Но если хочешь, могу спеть тебе колыбельную.

Мальчик мгновенно успокоился и с улыбкой кивнул. Агнес запела ему старую окситанскую песню, которой научилась от мамы и которую уже пела умирающему отцу Тристану. За это время она расстегнула мальчику рубашку и поверхностно осмотрела раны. Плечо было раздроблено свинцовой пулей, он потерял много крови. Но если повезет, пулю, возможно, удастся вытащить, а кровотечение — остановить.

Однако тут ей понадобится помощь.

— Матушка Барбара! Матушка Барбара!

Агнес огляделась в поисках маркитантки. Та всего в нескольких шагах обыскивала труп ландскнехта, пронзенного длинным копьем. Женщина нехотя обернулась.

— Чего тебе еще, девочка? Я же сказала, чтобы…

— Тут мальчишка, он еще жив! Нужно ему помочь.

Барбара со вздохом подошла к ней и взглянула на хрипящего мальчика. Приложила руку к груди, но потом покачала головой и отвернулась.

— Ему уже ничем не поможешь. Сама посмотри, сколько он крови потерял.

— Я уверена, что смогу ему помочь, — возразила Агнес. — Только его надо перенести к повозке.

Барбара рассмеялась.

— Ты хочешь ему помочь? Послушай, я занимаюсь этим много лет, и уверяю тебя, ему уже ничем не поможешь. Или ты лучше меня знаешь?

— Я… уже много людей вылечила, — ответила Агнес нерешительно. — Меня выучил один старый монах.

— Вот оно как, — Барбара смерила ее недоверчивым взглядом. — Монашкой, видно, была, или еще кем? А может, даже поблагороднее, а? Барнабас ничего не говорит, и из тебя слова не вытянешь…

— Поможешь донести его до повозки? — быстро спросила Агнес.

Она решила никому не говорить о своем происхождении. Барнабас тоже держал язык за зубами — наверное, боялся, что кто-нибудь выкрадет у него графиню.