Спальня королевы - Жюльетта Бенцони

— Конечно, ревнует. Это свойственно испанскому характеру. Там ревнуют по традиции. Но ее величество считает более разумным приглядывать за девицей и не слишком отпускать поводья.

Как и было предусмотрено, вечером остановились около Меннеси, во дворце, построенном в конце предыдущего века государственным секретарем Невилем Вилеруа. Плохие дороги и короткие зимние дни не позволяли доехать до Фонтенбло за один день. Остановка не изобиловала удобствами. Разумеется, дворец и службы были очень просторными, но для доброй тысячи человек здесь все равно оказалось тесно. Конечно, еды и тепла хватило на всех, но, размещенные всего в четырех спальнях, фрейлины провели не самую приятную ночь в своей жизни. Но следовало радоваться хотя бы тому, что кардинал решил остановиться в своем замке Флери.

— Если бы не это решение, — заметила Анна Австрийская с горькой иронией, — моим фрейлинам пришлось бы ночевать в хлеву на соломе. Что за мысль заставить нас путешествовать по такой ужасной погоде!

Королева нервничала. В этот вечер Сильви позвали развлечь ее величество. Девушка попросила разрешения спеть что-нибудь по своему выбору. Королева согласилась, и мадемуазель де Лиль исполнила свою самую любимую песню. Это был старинный романс. Его когда-то разучил с ней Персеваль де Рагнель, которому он тоже очень нравился:

Здесь ландыши и розы на виду.

И ночами песнь соловья.

Поселилась любовь моя

В прелестном этом саду…

Голос Сильви звучал чисто, как хрустальный колокольчик. Все были очарованы им, и больше всех королева. Когда песня закончилась, она положила руку на каштановые волосы юной фрейлины:

— В доме герцогини Вандомской мне показалось, что вы поете словно ангел, и я не ошиблась. Я никогда не смогу отблагодарить ее за то, что она отдала вас мне…

Это было первое проявление теплого чувства королевы к своей прелестной певице. Сильви этому очень обрадовалась, и от удовольствия на ее губах заиграла улыбка.

— Вашему величеству угодно услышать что-нибудь еще?

— Мне говорили, что вы поете еще и по-испански. Это верно?

— Да, ваше величество. Я могу спеть «Песнь Богородице» сеньора Лопе де Вега или еще…

— Нет, — сказала Анна Австрийская. — Сегодня мы не будем слушать песни моей родины. Король расположился совсем близко от нас, и ему это может не понравиться. Лучше спойте еще раз этот очаровательный романс…

— Не кажется ли вам, ваше величество, — заговорила Мария де Отфор, — что королю будет тоже приятно его услышать? Его величество любит музыку и еще больше хорошие голоса.

Камер-фрау нашла взглядом Луизу де Лафайет. Та рассеянно смотрела в окно. До настоящего времени она считалась самой лучшей музыкантшей среди фрейлин королевы, и Людовик XIII любил ее слушать.

— Ему хочется теперь слышать только один голос, — пробормотала королева, вновь вспомнившая о своих тревогах. — Нас могут не правильно понять. Может быть, позже…

Сильви пропела романс еще раз, потом небольшую поэму о соловье. И больше она в этот вечер не пела. Королева удалилась в свою спальню, потом последовала церемония укладывания в постель. Но Сильви не успела выйти из комнаты. Ее задержала Стефанилья. Это было совершенно против всяких правил. Старая камеристка родом из Кастилии считала стайку фрейлин чем-то вроде приспешниц сатаны и обычно окидывала их крайне свирепым взглядом, который лишь подчеркивал ее черный наряд. На этот раз тонкие губы раздвинулись в некоем подобии улыбки:

— Вы доставили удовольствие королеве, — пробормотала старая испанка. — Это хорошо, но этого недостаточно. Я хочу знать, любите ли вы ее?

— Кого же?

— Королеву. Она очень нуждается в том, чтобы ее любили.

— Когда я недавно приехала в Лувр, я поклялась быть ей верной и преданной. Я не могу сейчас сказать, что люблю ее, но верю, что так непременно случится.

— Вы искренни. В таком случае мы поладим…

Стефанилья вернулась к кровати, на которой она только что задернула полог, и просунула голову внутрь. Она что-то сказала королеве, но Сильви не расслышала слов.

Когда на следующий вечер роскошный кортеж прибыл в Фонтенбло, во дворце все было готово к приезду королевского двора. Во всех каминах горел огонь, все необходимое лежало на своих местах. Король и его сопровождение с удовольствием устроились на новом месте, и Сильви не стала исключением. Огромный дворец, выстроенный среди лесов Франсуа I, сразу же очаровал ее. Она даже спросила себя, почему это короли Франции упрямо просиживают в старом, темном и безрадостном Лувре все плохое время года, когда даже зимой в Фонтенбло куда приятнее, чем в столичной резиденции монархов. Посеребренные инеем деревья, голубовато-белые снежные покрывала, повторяющие изысканные рисунки садовых клумб, — все радовало глаз. Сильви показалось, что ей здесь будет так же радостно, как когда-то в садах Шенонсо и Ане.

Поэтому на следующее утро, воспользовавшись тем, что она не была занята по службе, Сильви надела плотную длинную накидку на беличьем меху, ботинки, перчатки и вышла прогуляться. Она никого не предупредила, побоявшись, что кто-нибудь пожелает ее сопровождать. А ей так хотелось побыть одной. Девушка полагала, что все как следует рассмотреть можно только в одиночестве. Она еще не догадывалась, что вдвоем это может быть намного приятнее.

Она прошла Овальный двор и вышла через Золотые ворота, где ее приветствовали стражники. Затем по террасе, возвышающейся над цветником, вдоль окон бального зала, апсиды церкви Святого Сатюрнена и павильона Тибра она добралась до места, где ей предстояло решить, отправится ли она в цветник или пойдет в парк. Сильви выбрала последнее. Небо было изумительного голубого цвета, несколько светлее обычного, по нему плыли пухленькие, словно херувимы, облачка.

Подойдя к развилке около павильона Сюлли, она задумалась. Пойти ли к каналу, чья синеватая длинная лента протянулась по всему парку, или лучше туда, где гуще росли великолепные деревья? Сильви пошла в лес, привлеченная кустами остролиста, чьи глянцевые листья и яркие красные круглые ягоды так нравились ей. Она пожалела, что не взяла с собой ножа. Можно было бы срезать несколько веточек и поставить в своей спальне.

Но Сильви де Лиль всегда было очень трудно отказаться от того, чего ей очень хотелось. Поэтому она подошла поближе, решив, что, возможно, ей удастся отломить парочку веток. И тут же резко остановилась. За кустами кто-то стоял. Она услышала два голоса, мужской и женский.

Пара оживленно беседовала. Это был Людовик XIII и мадемуазель де Лафайет. В эту минуту говорил король. Сильви никогда бы не поверила, что этот холодный, сдержанный человек может говорить с такой страстью:

— Не покидайте меня; Луиза! — умолял он. — Я так одинок. Вокруг меня все время какие-то заговоры, ненависть, даже презрение. У меня есть только вы, вы одна. Если вы уедете, у меня не останется никого в этом печальном мире.