Поцелуй богов - Адриан Антони Гилл

— Ленч. Нет нужды переодеваться. Красивые люди.

Потом Джон лежал на припеке и размышлял, какая привилегия солнце, если человек богат. Лучи льются на него, как Божий нектар, и все вокруг становится мягким и шелковистым. Вот он нежится в тепле, словно невиданный пудинг, пахнет кокосами и бергамотом и от кончиков пальцев на ногах до макушки наслаждается солнцем богатых. Ничто так не шикарно, не размягчающе, не комфортно и не изящно, как жаркий день какого-нибудь мультимиллионера. Не надо думать, будто солнце одно и то же для всех и каждого. В сотне ярдов внизу на дороге рабочие укладывали дренажные трубы, водитель парился в такси, служанка надрывалась с коробкой маленьких баклажанов. Им солнце светило совсем по-другому: резко, колко, безжалостно, ослепительно, иссушающе — нейлоновый товар массового производства с предупреждением о вреде для здоровья, на которое приходится не обращать внимания. Отличаются не богатые, а элементы, в которых они обитают: солнце добрее, вода прохладнее, воздух душистее, земля мягче. Состояние создает лучший, более совершенный, сделанный на заказ мир. Обладая преобразующим все на свете таймшером на солнце, Лео нисколько им не пользовался. Как пылящейся в гараже парой «роллс-ройсов» или незаметным Моне в холле. Удовольствие в том, чтобы всем этим пользовались гости. Лео не отличался от других несказанно богатых людей. Когда все куплено по два раза, наслаждение в том, чтобы созерцать.

Ли тоже не пользовалась солнцем. Она обогнула пол-мира, чтобы с ним побыть, ворчала, если его не «включали» по утрам, но загар — совсем иное дело: он для служанок, жиголо и актрисочек из дневных мыльных опер. Темный оттенок кожи совсем не шик, он говорит о том, что у тебя нет работы и тебя не заботит, что через пять лет кожа станет шершавее, чем у крокодила. Но Джон не был богат и не стремился стать знаменитостью. Он просто лежал, и ему это нравилось; хотел набрать багаж на всю оставшуюся жизнь.

Днем Джон и Ли ездили в Сен-Тропез покупать одежду: широкие брюки типа еврошик, васильково-голубые рубашки, мягкие кожаные мокасины, кашемировый джемпер и патентованный ремень. Ни одну из этих вещей Джон не подумал бы купить и надеть и через миллион лет. Перед обедом он посмотрел на себя в зеркало: джемпер, обволакивающий плечи, тонкие хлопчатобумажные брюки, рубашка с закатанными рукавами — и подумал: если бы я встретил этого человека, я бы его не полюбил и обдал презрением. Такой хмырь мешает прекрасную «Кровавую Мэри», знает, сколько стоят автомобили; его любимый фильм — «Крестный отец», любимый художник — Сальвадор Дали, любимая книга — собственная записная книжка. Он слушает Блонди в машине и способен сбацать макараму. Самый запоминающийся сексуальный опыт у него состоялся в баре в Таиланде с девушкой, оказавшейся на самом деле парнем. Он хороший гость, но плохой хозяин, отличный компаньон, но бездарный друг. У него манеры калифорнийского предпринимателя и душа торговца овечьей шерстью.

— Вот это да, малыш. — Ли показалась из ванной. — Какая трансформация! — Она похлопала его по заду. — Голубой — это твой цвет. Не постричь ли тебя? А теперь хватит пялиться в зеркало.

Обед давали для трех пар гомиков: антиквара, директора звукозаписи и торговца аэропланами и их безмолвных сфинктерогубых дружков — тонких смуглых мальчуганов, взятых то ли надолго, то ли на один сезон. Они поднимали вещи, чтобы взглянуть на их задки, и не подозревали, что с ними поступают таким же образом. На всех были аккуратные хлопчатобумажные брюки, васильково-голубые рубашки, мокасины и патентованные ремни. Джон заметил, но не стал пестовать в себе гнев. Разговор струился в анекдотично-подкорковом духе и голубом ворковании, а кульминацией вечера стала экскурсия по дому.

Безобразный и в высшей степени организованный Лео поманил их рукой и показал, на что способны серьезные деньги. Снаружи дом являл лишь слабый намек на царившие внутри миазмы. Единственный принцип дизайна заключался в том, чтобы любая вещь стоила больше миллиона и была создана человеком по имени Луи[37]. Джон решил: это для того, чтобы Лео приходилось запоминать одно-единственное имя. Он протопал мимо позолоты, мрамора, инкрустаций по дереву, херувимов с ямочками на щеках, Луи Четырнадцатого, Луи Пятнадцатого, Луи Десятого и Луи-хрен-знает-какого.

Они поели цыплят и салат и устроились в библиотеке пить кофе без кофеина из маленьких чашечек Луи. Библиотека оказалась обалденно огромным помещением, естественно, Луи, которое было изъято из недр французского замка.

— Чтобы ее выдрать, пришлось начисто снести чертово здание.

На полках стояли тысячи томов — все в одинаковых кожаных тисненых переплетах. С профессиональным интересом Джон взял в руки одну из книг. Но она оказалась не книгой, а коробкой видеокассеты. Он рассмеялся.

— Мы продаем это сотнями тысяч.

— Взрослые развлечения? Порно? — Джон вспомнил свою каморку, сосредоточенные в ней основы мировой культуры и захохотал.

— Примерно три унции жидкого удовольствия. Три удовольствия за один просмотр. К концу кассеты молофейки хватает на целый бассейн. — Лео покосился на Джона. — Вот почему порно считается хорошим вложением денег. Мы сидим во дворце из застывшей спермы, а построил его Луи.

Точно в двадцать минут двенадцатого богатые гомики и их глянцевообразные куколки отправились домой, и Лео распластался на диване.

— Слава Богу, все позади. Со встречами гомосексуалистов на этот сезон покончено. Извращение — это вопрос генетики. И судьба выбрала меня. Теперь я отправляюсь в кровать, а вы занимайтесь чем хотите.

— Кто такая Петра? — Ли никак не могла восстановить дыхание; грудь судорожно вздымалась и опускалась, бедра блестели от пота и семени. На этот раз секс был совсем не таким, каким Джон запомнил его с прошлого раза — не уютный, не трогательный, не забавный. Они ввалились в комнату и тут же все совершили — яростно, агрессивно, самозабвенно и молча, а за окном в это время пели цикады. Комнату наполнял аромат левкоев и олеандра. Они ворчали, фыркали, дышали друг в друга, грызлись, жали друг друга, по-собачьи кусались, щипались и шлепались. Ли разевала рот, но звук тонул в простыне и его спине. Джон лежал наполовину на ней, потрясенный и изумленный, а она в полузабытьи спросила: — Кто такая Петра?

— Моя девушка.

— Ты ее любишь?

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Слышала, как ты говорил о ней со своим приятелем, и заинтересовалась.

— Ты первый раз спрашиваешь о моей жизни.

— Извини. Хочешь о ней поговорить?

— Да нет. Хотя да. Мы должны об этом поговорить.

Ли столкнула его с себя и пошла в ванную.

— Говори.

— М-м… Не знаю… Я немного стесняюсь. Мы провели с тобой уик-энд. Все было прекрасно. Потом ты вернулась к своей жизни, а я к своей. Но вот ты снова объявилась из сказки, и мы оказались во Франции в Зазеркалье у Луи.

— Ты недоволен? — Ли вернулась в комнату и поцеловала Джона в грудь.