Священник - Франсин Риверс

С криком Аарон протянул руки к своему одеянию. Сильная рука схватила его за плечо и дернула назад.

— Нет, — тяжело сказал Моисей. — Не обнажай голову и не раздирай на себе одежд. Иначе ты умрешь, и Господь разгневается на весь народ израильский.

Аарон покачнулся, душа невыносимо болела.

Моисей обнял его за плечи, поддерживая.

— Аарон, послушай меня. Весь дом Израилев, твои родственники могут оплакивать Надава и Авиуда, которых Господь поразил огнем. Но ты не должен отходить от скинии под угрозой смерти, ведь на тебе елей помазания Божьего.

Аарон вспомнил Закон: ни один священник не должен касаться мертвого тела.

— Вот, что имел в виду Господь, когда говорил: «в приближающихся ко Мне освящусь и пред всем народом прославлюсь.»

Аарон старался подавить слезы и сдержать мучительный крик, от которого почти задыхался. «Господь свят! Господь свят!» Он старался думать о святости Божьей. Елеазар и Ифамар лежали ниц перед скинией, в поклонении Господу.

Моисей позвал Мисаила и Елцафана, двоюродных братьев Аарона:

— Вынесите тела ваших родственников из святилища за стан.

Аарон смотрел, как они подняли обугленные тела двух его старших сыновей и вынесли из скинии. Он повернулся к скинии и больше не оборачивался. Грудь болела, в горле будто пылал огонь. Будут ли Падав и Авиуд отвергнуты Богом из-за совершенного греха?

Прозвучал спокойный, тихий Голос:

— ТЫ И ТВОИ ПОТОМКИ НИКОГДА НЕ ДОЛЖНЫ ПИТЬ ВИНО ИЛИ ДРУГИЕ АЛКОГОЛЬНЫЕ НАПИТКИ, ПЕРЕД ТЕМ КАК ВОЙТИ В СКИНИЮ.

— Аарон, — Моисей что-то говорил ему, и Аарон пытался слушать его наставления, — Аарон…

Аарон с младшими сыновьями должен оставаться на месте и закончить служение. Им нужно съесть остатки от хлебных приношений и жертвенного агнца за грех. Аарон выполнил все, что сказал Моисей, но ни он, ни его сыновья не могли есть. Аарона мутило от запаха жареного мяса; стиснув зубы, он боролся с тошнотой.

Лицо Моисея раскраснелось от гнева.

— Почему вы не съели приношение за грех в святилище? — настаивал он. — Это святое приношение! Оно дано вам, чтобы удалить грехи народа и для искупления народа перед лицом Господа. Святое место не было окроплено кровью животных, поэтому вы должны были съесть мясо в святилище, как я наказал вам!

Аарон простонал в ответ:

— Сегодня мои сыновья принесли Господу свои жертвы за грех и жертвы всесожжения, — он судорожно вздохнул. — И я сделал то же, — он боролся с эмоциями, дрожа от напряжения. — Одобрил бы Господь, если бы я сегодня ел приношение за грех?

Как же грех пробрался в его семью и, наконец, поглотил ее? «Мои сыновья, — хотелось крикнуть ему. — Мои сыновья! Разве ты забыл, что сегодня погибли мои сыновья?» Он бы подавился мясом жертвы за грех, осквернив святилище.

Слова Надава преследовали его весь день: «Мы можем оказывать почтение Богу так, как нам хочется!» Так же, как и он.

Золотым тельцом и языческим пиршеством.

Даже после искупительных жертв Аарон все еще чувствовал тяжесть своих грехов. «Если бы только Господь изгладил их навсегда. Если бы только…»

Моисей сочувственно посмотрел на Аарона и не произнес больше ни слова.

* * *

Аарон был рядом с Моисеем, когда тот предлагал Ховаву, сыну Иофора, пойти с ними в Землю обетованную.

— Останься с нами, Ховав, — говорил он. — Живи с Израилем, избранным народом Господа.

Когда Ховав покинул стан, у Аарона внутри появилось неприятное чувство — он понял, что они встретятся снова, но при менее дружеских обстоятельствах. Пока мадианитяне жили в шатрах неподалеку от евреев, Аарон стал подозревать Ховава, что тот высматривает их слабости и то, как можно ими воспользоваться.

— Надеюсь, мы его больше не увидим, — Моисей взглянул на брата, и Аарон не произнес больше ни слова. Прожив среди мадианитян много лет, его брат любил и очень уважал своего тестя. Аарону оставалось только надеяться, что Моисей на самом деле хорошо знает этот народ и что от них не будет никакого вреда. Но что сделает брат, если ему когда-нибудь придется выбирать между израильтянами и родственниками жены? Сорок лет мадианитяне относились к нему с любовью и уважением; они приняли его, он стал членом семьи Иофора. Израильтяне же только огорчали, бунтовали, постоянно жаловались и заставили его нести тяжелое бремя.

Казалось, беспокойство стало неизменным спутником Аарона. Он тревожился о здоровье Моисея, его жизненных силах, семье. Сепфора была на грани смерти. За ней присматривала Мариам. Впрочем, было что-то положительное в ее болезни: сестра стала намного мягче к ней относиться. Еще Аарон переживал о том, чтобы все делать правильно. Пока он допускал ошибки одну за другой. Он изучал записанные Моисеем законы, зная, что они даны самим Господом. Но иногда, уставший, он вспоминал своих мертвых сыновей, и горячие слезы тут же наворачивались на глаза. Он любил своих сыновей, несмотря на их грехи. И не мог избавиться от ощущения, что подвел их сильнее, чем они его.

Люди снова жаловались и роптали. Казалось, они постоянно забывали о том, что Господь сделал для них. Они были как дети, которые хнычут из-за малейшего неудобства. Сейчас больше всего неприятностей доставляли присоединившиеся к Израилю египтяне.

— Нам надоело есть одну манну!

— Вот бы поесть мяса!

— Где та рыба, которую мы даром ели в Египте!

— А еще у нас было вдоволь огурцов и дынь. И они были такие вкусные!

— И черемша, и лук, и чеснок.

— А теперь и аппетит пропал, потому что изо дня в день нам нечего есть, кроме этой манны!

Слушая их, Аарон молча собирал свою дневную порцию манны. Присев на корточки, он подбирал крупинки, которые пересыпал в кувшин. Елеазар нахмурился. Ифамар отошел подальше.

В конце концов, Мариам не выдержала:

— Может, надо было вам остаться в Египте?

Египтянка с вызовом посмотрела на нее:

— Может, и надо было!

— Рыба, огурцы… — вполголоса повторяла Мариам. — Мы радовались, что у нас была хоть какая-то еда. Хватало ровно для того, чтобы можно было работать.

— Меня тошнит от того, что мы каждый день едим одно и то же.

Мариам гневно выпрямилась.

— Вы должны быть благодарны за это. Вам ведь не нужно работать, чтобы получить еду!

— А это что, по-твоему, не работа? Мы ползаем на коленях каждое утро, копошимся в земле, собираем эту манну!

К жалобщикам присоединился еврей:

— Вот бы нам поесть мяса!

— Ой, мам, нам опять придется есть манну? — спросил еврейский ребенок.

— Да, мой бедный малыш, придется.