Разрушь меня - Тахира Мафи

— Дыши, как я, о'кей?

Я только хриплю.

— Джульетта, соберись. — Его взгляд настойчив и бесконечно терпелив. Адам держится бесстрашно, я завидую его самообладанию. — Надо успокоить сердце, — говорит он. — Дыши, как я.

Он делает три коротких вдоха, задерживает дыхание на несколько секунд и выпускает воздух длинным выдохом. Я повторяю за ним. Получается средне.

— Ладно, тогда подыши, как… — Он не договаривает, резко смотрит наверх и долю секунды оглядывает пустынную улицу.

Выстрелы разрывают воздух. Какие они громкие, от этих звуков трескаются все кости в моем теле… Ледяной холод проникает в кровь, когда я понимаю: меня они убить не хотят. Они стреляют в Адама.

Меня душит новая тревога. Я не могу допустить, чтобы его ранили.

Только не из-за меня.

У Адама нет времени выравнивать мне дыхание и приводить в чувство. Он подхватывает меня на руки и по диагонали перебегает в соседний проулок.

Он бежит со мной на руках.

Я дышу.

Он кричит:

— Обними меня за шею!

Я отпускаю судорожно сжатую футболку Адама и смущенно закидываю руки ему на шею. Он поправляет меня, свою ношу, так, что я оказываюсь выше, ближе к его груди. Он несет меня легко, будто пушинку.

Закрываю глаза и прижимаюсь к его шее.

Сзади стреляют, но даже я могу определить, что палят слишком далеко и явно не в нас. Мы ненадолго оторвались. На машинах они нас не найдут — Адам избегает больших улиц. Он словно держит в голове карту города. Он, кажется, знает, что делает, будто давно это планировал.

Пятьсот девяносто четыре вздоха, и Адам опускает меня на землю перед длинным сетчатым забором. Я вижу, что он тоже хватает ртом воздух, но не задыхается, как я. Он умеет управлять своим дыханием. Знает, как замедлить пульс, успокоиться, контролировать свой организм. Умеет выживать. Надеюсь, он и меня научит.

— Джульетта, — говорит он, отдышавшись, — ты сможешь спрыгнуть с этого забора?

Я так хочу не быть бесполезным грузом, что бегом кидаюсь к металлической сетке. Но я безрассудна и слишком спешу. Я изодрала платье и оцарапала ноги. Вздрагиваю от жгучей боли, но когда через секунду открываю глаза, Адам уже стоит рядом.

Он смотрит на мои ноги и вздыхает, едва сдерживая смех. Ну конечно, растерзанная, дикая, в рваном платье. Разрез, который увеличил Уорнер, доходит теперь до колена. Выгляжу, наверное, как обезумевший зверь.

Хотя Адам совсем не против.

Он тоже переходит с бега на шаг. Мы быстро идем по улицам. Я понимаю, что мы направляемся к какому-то убежищу, но не знаю, можно ли уже задавать вопросы или лучше подождать. Адам отвечает, будто прочитав мои мысли:

— Здесь нас не отследят.

Меня осеняет, что у всех солдат датчики слежения. Интересно, почему мне такой не вшили?

Спастись будет не так-то легко.

— Строго говоря, у нас не датчики, — объясняет Адам. Мы сворачиваем налево, в новый переулок. Край солнца уже за линией горизонта. Где мы? Далеко ли от поселков Оздоровления? Вокруг ни души. — Нам в кровь вводят особую сыворотку, — продолжает он. — Она распознает естественные процессы в организме. Сыворотка поймет, если я, например, умру. Прекрасный способ подсчитывать боевые потери. — Он улыбается уголком рта, за что мне хочется расцеловать его.

— Как же ты запутал эту следящую сыворотку?

Улыбка становится шире. Адам машет рукой вокруг.

— Видишь, где мы стоим? Здесь был ядерный завод. Он взорвался.

У меня глаза вылезают из орбит.

— Когда?

— Лет пять назад. Подчистили все моментально, скрыли взрыв от СМИ, от общественности. Никто не знает причин аварии. Но радиация тут смертельная. — Он помолчал. — Она унесла много жизней.

Адам останавливается.

— Сто раз ходил по этому участку, и ничего. Уорнер часто посылал меня сюда брать образцы почвы. Что-то там изучал. — Адам провел рукой по волосам. — Надеялся извлечь что-нибудь токсичное. Он большой любитель ядов. Когда впервые я ступил на эту территорию, Уорнер решил, что я умер. Сыворотка на постоянной связи с особым процессором: когда солдат погибает, срабатывает сирена. Уорнер знал, чем рискует, посылая меня сюда, и не удивился, что я погиб. Куда больше его удивило мое возвращение. — Адам пожал плечами, будто речь шла о пустяках. — Какие-то химические вещества разрушают следящую сыворотку на молекулярном уровне. Сейчас все думают, что я мертв.

— А если Уорнер заподозрит, что ты ушел сюда?

— Может. — Адам прищурился на догоравший закат. Наши тени длинные и неподвижные. — Или решит, что меня подстрелили. В любом случае мы выиграем время.

Он с улыбкой берет меня за руку, но тут неприятная догадка вламывается в мое сознание.

— А как же я? Меня радиация не убьет?

Я впервые очень хочу жить. Я не хочу все потерять так скоро.

— Нет, — качает головой Адам. — Забыл сказать: одна из причин, побудивших Уорнера послать меня за образцами, в том, что у тебя иммунитет к облучению. Вроде он нашел эту информацию в твоей больничной карте. Тебя тестировали…

— Но никто никогда…

— Возможно, без твоего ведома. Несмотря на устойчивость к радиации, биологически ты совершенно здорова. У тебя нет никаких врожденных пороков.

Никаких врожденных пороков.

Заявление было столь откровенно фальшивым, что я засмеялась, пряча недоверие.

— У меня нет пороков? Ты шутишь?

Адам смотрит на меня так долго, что я краснею. Он поднимает мой подбородок пальцем. Синий-синий взгляд пронизывает меня насквозь. Его голос низкий и ровный:

— Я впервые слышу твой смех.

Он мучительно прав. Я не знаю, как ответить, разве что сказать правду. Улыбка становится прямой линией.

— Смех свойственен живым. — Я с деланным безразличием пожимаю плечами. — А я раньше не жила.

Адам не отводит глаз. Он удерживает меня на месте силой взгляда, призывом из глубин своего существа. Я почти слышу, как его сердце бьется о мою кожу. Я почти чувствую, как его губы дышат возле моих легких. Я почти ощущаю его вкус на языке.

С прерывистым вздохом он привлекает меня к себе и целует в макушку.

— Пошли домой, — шепчет он.

Домой.

Домой?

Как это?

Я открыла рот спросить, но Адам только улыбнулся уголками губ, оставив меня в замешательстве, радостном волнении, ожидании и тревоге. В животе бьют барабаны в такт ударам сердца. От меня идет едва уловимый гул наэлектризованных нервов.

С каждым шагом я все дальше ухожу от лечебницы, от Уорнера, от ничтожного прозябания, которое знала. Каждый шаг я делаю по своей воле. Потому что так хочу. Впервые в жизни я куда-то иду, потому что мне так хочется, потому что во мне живет надежда, и любовь, и опьянение красотой, потому что я хочу знать, каково это — жить. Я могу подпрыгнуть, поймать дуновение ветра и погостить в его воздушных коридорах.