Соломея и Кудеяр - Александр Прозоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что делать полагаете, други? – обвел взглядом собравшихся князь.
К восемнадцати годам Иван Федорович, супротив первого призыва, набрал еще полголовы роста и еще столько же раздался в плечах. Ежедневные двухчасовые бои супротив трех-четырех холопов или охотников из бояр – на копьях, на топорах и саблях, да еще час рубки с седла лозы, подброшенных яблок и уклонение от метаемых слугами шапок набрать мальчишке вес не давали – он весь состоял из мяса и костей. Хотя иные бояре Кудеяра за такое воспитание и ругали. Многие воины полагали, что хорошая прослойка жира под кожей не хуже поддоспешника в схватке оберегает. Пусть вражий клинок, коли не повезло, лучше в сале завязнет, нежели мышцы рассечет.
Что оставалось в князе Овчине-Телепневе-Оболенском прежним – так это неистребимо детское лицо. Не росли у него усы и борода, и все тут! Только пушок вокруг губ темнел – и не более.
– Коли втрое больше басурман, за Оку отступать надобно, – хлопнул ладонью князь Федулин, тоже воин опытный и в летах, однако сединой в бороду еще не обзаведшийся. – На переправах заслоны ставить да держаться, не пускать разбойников.
– К бродам отступать, – согласился боярин Лукин, – и держать их накрепко.
– Сила солому ломит, – вздохнул боярин Ческикин. – За Оку надобно отходить, тут уж ничего не попишешь.
– Князь Одоевский? – спросил зрелого воина с бритым не по обычаю подбородком юный воевода.
Тот молча покачал головой. Владетель здешних земель понимал, что порубежники предлагают отдать его удел на разорение татарам, однако же у него язык не поворачивался предложить боярам выйти навстречу бесчисленным разбойникам и полечь под трехперыми стрелами.
– Надо отходить, воевода, – закивал боярин Мерзлин. – Рекой обороняться, раз уж числом супротив степняков не вышли.
Мальчишка покосился на стоящего у стены Кудеяра – худородному боярскому сыну места за воеводским столом не полагалось. Княжий дядька промолчал. Все, что хотел, он сказал воспитаннику еще утром, услышав донесения дозорных.
– Бродов удобных нам ведомо три, да еще несколько глубоких, но проходимых, – размеренно сказал юный воевода. – Откель нам знать, через какой степняки ринутся? А коли рать по всем переправам размазать – всего пять сотен защитников на каждой окажется. Десятитысячная орда такой заслон сметет с легкостью, пятью сотнями ее не удержать.
– Назад медленно ужо поползут, – ответил князь Федулин. – Сберемся вместе и перехватим. Глядишь, и подмога от других ратей порубежных подоспеет!
– Назад они поползут, русскую землю уже разорив, а мы здесь поставлены, дабы сего не допускать! – твердо поставил кулаки на стол воевода. – Да и княжество Одоевское на растерзание басурманам бросать нам не по чести! Посему повелеваю всем полкам порубежным для сечи снарядиться и одвуконь, с припасом чересседельным на пять дней похода, через час выступить. Полагаю завтра возле реки Нережды ворога встретить и крепким ударом встречным начисто разбить!
– Не примут боя татары, Иван Федорович, – покачал головой боярин Мерзлин, – никогда не принимают. Уходить станут из-под удара, разбегаться да стрелами издалече изводить. Людей многих положим понапрасну, татей же ни единого не споймаем.
– Их же втрое больше, боярин! – возразил юный воевода. – Нешто силой таковой не попытаются они нас разметать да полон дорогой для выкупа собрать? За каждого из вас три сотни рублей испросить можно запросто! Обязательно попытаются…
– А если нет?
– Вот завтра и узнаем, – отрезал князь. – По коням, бояре! Желаю сегодня до места дойти, дабы ночью ратники наши отдохнули хорошенько и со свежей силой супротив усталых походников дрались. По коням!
Воевода Иван Федорович встал лагерем не на пути из степи к Одоеву, а в трех верстах к западу, возле неглубокой, с заболоченными берегами, Нережды. И караулы повелел не выставлять – дабы воинов не утомлять попусту.
– Нехорошо это, княже, – не утерпев, посетовал исполнительный и преданный боярин Ухтома, оставшийся при мальчишке еще от отца. – Татары не дураки, вояки опытные, дозорами ходить умеют. О лагере нашем обязательно проведают!
– Ну и что? – пожал плечами паренек. – Пусть смотрят. Все едино сотни татарские токмо завтра сюда доберутся. Доложат лазутчики мурзе своему, что русские обленились и без обережения спят. Толку-то от этого басурманам? Пусть думают, что в этот раз дурная рать у них на пути оказалась да с воеводой бестолковым. Нам же проще.
С рассветом русские ратники облачились в броню, повесили на пояса и луки седла оружие, взяли в руки рогатины – все лишнее оставив в лагере. Стали потихоньку выезжать в поле, собираясь в отряды по родам и землячествам.
– Князь Одоевский! – Восемнадцатилетний воевода встретил владетеля здешних земель, облачаясь в вороненый бахтерец – доспех из небольших пластинок, что наползали одна на другую, образуя трехслойную броню. Прочностью такой панцирь превосходил сплошную кованую пластину и выдерживал даже попадание пули – притом совершенно не стесняя движений. – Ты, Василий Петрович, удел свой обороняешь, и потому на отвагу твою и честь превыше всего полагаюсь. Треть рати своей себе оставляю, тысячу бояр. Стой здесь, у лагеря, в готовности, а когда меня с полками бегущего увидишь, в седла служивых поднимай и прямо в лоб меня атакуй! Я, знамо, отверну… С богом!
Князь Иван Федорович стремительно вышел из шатра, легко, словно и не висело на нем полтора пуда брони, запрыгнул в седло белоснежного туркестанца, принял от холопа рогатину, щит, тронул пятками коня.
– За мной, други! – привстал мальчишка на стременах, обращаясь ко всему боярскому ополчению. – Напоим сабельки свои кровушкой басурманской! Москва!!!
– Москва, Москва! – отозвалось воинство, и тяжелая кованая рать двинулась вперед.
Спустя две версты и примерно полчаса времени, стоптав копытами несколько сенокосов и неудачно поднявшуюся поросль бузины, двадцать сотен порубежников выбрались на торный путь, огибающий вязкие истоки Нережды. Войско замедлило шаг, разворачиваясь поперек поля от болота до густых тополиных зарослей. Замерло, всматриваясь в поднимающиеся на юге клубы пыли.
Вскоре на дороге появились и они – извечный бич христианский, безжалостные степные разбойники, кровожадные тати, рекомые независимо от рода и племени одни общим именем: татары!!!
Бояре забеспокоились: темная лава лошадей, халатов, круглых щитов и хищно сверкающих копейных наконечников катилась на них, занимая все пространство открытого поля – от болотных зарослей до лесной опушки, – и не было, казалось, этой массе конца и края.
Разумеется, татарский воевода получил донесения о небольшой русской рати, что появилась на пути разбойничьей орды, равно как и о том, что порубежники беспечны, не выпустили дозоров и не выставили караулов. Посему степняк поступил именно так, как и полагалось в таких случаях: перестроил сотни для битвы и пустил вперед, дабы смять застигнутого врасплох врага одним мощным ударом.