Добыча зверя - Нина Князькова

– А ты его спрашивала, чего он хочет? – Заинтересовалась подруга.

– Спрашивала. Этот лысый идиот все время несет что-то про то, что мне нужен мужик. – Нажаловалась я изо всех сил.

– Ну…, вообще-то мужик тебе бы не помешал. – Вдруг согласилась с ним Яна.

– Да зачем мне мужик? – Вспылила я.

– Затем, чтобы ты почувствовала себя женщиной. – Спокойно ответила она, не поддавшись на эмоции.

– Да не хочу я себя женщиной чувствовать! – Рявкнула. – Достали вы меня уже с этим! – Психанула и прервала звонок.

С чего они взяли, что знают, как для меня лучше? Женщины – это слабые уязвимые существа с нестабильной психикой. Мужики – тупые идиоты. Я лучше буду лесной ведьмой без всех этих идиотских заморочек!

Громко выругавшись, я поднялась от реки и прошла мимо задумчивого Александрова в сторону дома. Если этот придурок решит сбежать, я с радостью сбагрю его на руки к девкам. Пусть сами разбираются с этой малохольной семейкой.

Дома было спокойно. Я сходила проверила свой огородик, выдергала сорняки, насобирала трав. Подумав, вернулась домой за корзинкой и отправилась в небольшой перелесок, что располагался на берегу. Нашла несколько первых обабков, которых как раз хватит на суп. Посмотрела на все более темнеющее небо и поспешила домой. Барсик ходил за мной хвостом, надеясь хоть что-то выпросить, но мне было не до него. Еще и Чижик куда-то запропастился.

Суп приготовился, быстро, но ужинать мне совсем не хотелось. Еще и от Хомякова не было ни слуху, ни духу. А если он утопился в пруду с горя? Хотя, где там топиться-то? Там воды максимум по грудь, а здоровому мужику и того меньше. Или он снова заблудился? Так там одна тропинка. Или он просто решил ко мне сегодня не приходить, а остался на Барановской даче? Это было, конечно, вероятно. Но меня смущал лишь тот факт, что этот мужик вообще никогда не отступает. Даже во вред себе. Тем более во вред себе.

По крыше вскоре забарабанили первые тяжелые капли дождя. Обругав себя за излишнюю мнительность, я принялась собираться в лес. Спасать-то идиота надо.

Я уже хотела влезть в непромокаемый костюм, когда дверь в дом открылась и внутрь ввалился сырой до нитки, но довольный собой Хомяков.

– И где тебя носило? – Вырвалось у меня прежде, чем я себя остановила.

– Беспокоилась? – Обрадовался он еще больше. – Я рыбы принес. – Поднял он садок, с которого безбожно капала вода.

– Ты нахрена садок с пруда забрал? – Возмутилась я, чтобы показать свое недовольство.

– Так я рыбу на пруду почистил, а складывать ее было некуда. Вот так и принес. Меня твой еж у дома встретил, я ему одну рыбку отдал. – Покаялся он.

Я недовольно фыркнула, подошла к радостному мужику, отобрала у него тару с рыбой и направилась на кухню, бросив через плечо:

– Раздевайся.

Рыба действительно оказалась почищенной. Не такой уж он и пропащий, как мне казалось ранее. Я сложила добычу в холодильник, а сама бросилась разливать суп по тарелкам и накрывать на стол.

– Иди есть. – Позвала промокшего и продрогшего Хомякова. Тот заявился на кухню, в чем мать родила. – Ты нормальный? Какого хрена ты тут голый ходишь? – Вылупилась на него.

– Ты же сама сказала, чтобы я раздевался. А у меня вся одежда мокрая. Даже трусы. – Пожал он широченными плечами.

Вот что у человека в голове делается? Я быстро подошла к старенькому комоду, что стоял в углу, вытащила оттуда еще отцовские широкие шорты, которые на нем держались только из-за шнурка, и принесла Хомякову.

– Надевай. – Бросила ему.

Тот пожал плечами, нацепил шорты на пятую точку, которую тонкая ткань обтянула, как вторая кожа, и сел на табурет. Вот вам и широкие шорты… Да у него одна нога, как у меня две.

– И чья это одежда? – Вопросил он недовольно.

– Отца. – Я тоже села на табурет и принялась за еду. Что-то аппетит разыгрался.

Хомяков заметно расслабился. Повеселел даже.

– Чем займемся сегодня? – Принялся спрашивать он во время еды. – Чем ты вообще в дождь занимаешься?

Я пожала плечами.

– Чиню что-нибудь. Патроны солью начиняю. Корзины плету, в поселке их хорошо покупают. – Принялась перечислять. – Ножи точу, дома прибираюсь, перебираю траву сушеную. Если дождь на несколько дней зарядит, то могу и банки с перебродившим вареньем в дистиллятор загнать, да настойками заняться.

– Мда, – покачал он головой, – скучать тебе некогда. – Он дохлебал суп и, отодвинув тарелку, покосился на кастрюлю. – А чем твой отец занимался? – Спросил он, когда я налила ему добавки.

– Много чем. – Осторожно ответила. – Почти то же, что и я, делал. Морды иногда для рыб плел, чинил что-нибудь. У него руками хорошо выходило работать.

Хомяков задумчиво кивнул.

– А ты научишь меня корзины делать? – Вдруг загорелся он.

Я недоверчиво покосилась на него.

– Зачем тебе? – Недовольно спросила.

– Научиться хочу. А я тебе взамен квадрокоптер с камерой подарю. Договорились? – Он вылупился на меня честными глазами.

– Ну ладно. – Ответила неуверенно и покосилась на здоровенные мужские руки. Такими только подковы гнуть, а не с лозой управляться. Ну да ладно, получит несколько раз хлесткой веткой по морде, охолонет немного. – Сейчас поужинаем и займемся.

Хомяков пытался сплести дно. Пыхтел, матерился, пару раз даже бросал.

– Да невозможно придерживать в нескольких местах одновременно! – Взвился он в очередной раз.

– Возможно. – Меланхолично ответила, не отвлекаясь от процесса. – Я же держу.

– У тебя пальцы сильнее растопыриваются. – Проворчал он и снова принялся за дело.

Часа через два дно криво-косо было готово. Теперь стенки.

– Вот, смотри. Тут туже вплетаем. – Показала я пример.

– Я делаю, а оно все равно расходится. – Фыркнул лысый упрямец и снова хлестнул себя веткой по морде.

Я только надеялась, что он по глазу себе не попадет. Не хотелось бы в такой ливень в больницу ехать. Плохо, что при этом он ведет себя, как дите малое. Ноет, обижается, несет несусветицу, но с упорством мамонта заставляет непослушные пальцы вплетать хлесткие ветви куда надо. У него что, какая-то травма детства, где надо было доказывать, что ты все можешь?

Мне повезло в этом плане. Отец меня любил. Он научил меня всему, что знал сам. До десяти лет я была на домашнем обучении, а когда пришла в поселковую школу, то оказалась всех умней. За это меня пытались, конечно, побить… Отца вызывали каждый раз, когда мне удавалось особенно активно отбиваться. Сломанные носы и вывихнутые конечности были не таким уж и редким явлением. И отец в таких случаях всегда был на моей стороне. Знал, что я просто так махать руками не стану. И уж тем более ногами.