Белые ночи с Херувимом - Наталья Александрова

– Где я? – повторил больной вполне внятно.

– Это вопрос легкий, – ответил доктор, слегка отстранившись, – вы в больнице. Конкретно – в городской клинической больнице номер двенадцать…

– Двенадцатая истребительная! – подал голос любопытный Геша.

– А вас, Григорьев, никто не спрашивал! – одернул его доктор. – Вашим мнением никто не интересовался!

Доктор снова наклонился над неожиданно очнувшимся пациентом и проговорил тем фальшиво-жизнерадостным голосом, каким отчего-то всегда разговаривают с безнадежными больными:

– А вот сейчас, с вашего разрешения, я вам задам вопрос. И надеюсь, вы на него тоже легко ответите. Как вас зовут, дорогой мой человек?

Больной удивленно взглянул на врача. Зачем он задает ему такой легкий, такой очевидный вопрос? Неужели доктор сам не знает, что его зовут… а в самом деле, как его зовут?

Больной почувствовал недоумение и растерянность. Как же его зовут? И кто он такой? И как попал в эту больницу – как сказал этот странный одноглазый человек – «Двенадцатую истребительную»?

– Так как же вас зовут? – повторил настойчивый доктор.

– Но у меня… у меня, должно быть, есть документы! – неуверенно проговорил больной. – Там наверняка сказано, как меня зовут… имя, фамилия…

– Если бы все было так просто… – протянул врач и снова посветил в глаза пациенту. – Однако документы – это отдельный вопрос. А сами-то вы не помните свое имя?

– Странно… – больной нахмурился, – как же так… Я же должен, должен помнить свое имя… ведь все люди помнят свои имена… Доктор, что со мной случилось? – Мужчина смотрел на врача со страхом и надеждой. – Как я сюда попал?

– Обычным путем, – проговорил врач вполголоса. – Ладно, дорогой мой человек, вы уж не напрягайтесь. Вам совсем не нужно напрягаться. Вам нужно отдыхать. А имя… имя свое вы, надеюсь, вспомните. Как-нибудь потом, со временем…

– Как же так… – бормотал пациент, – я же должен его помнить… должен помнить…

Он не помнил не только свое имя.

Вся его прежняя жизнь пропала, как будто у него украли ее, украли все – прошлое, имя, профессию, украли саму его сущность. Но из всех этих потерь потеря имени казалась особенно обидной, особенно трагической, особенно невосполнимой.

Имя есть у всех – даже у нищих, безработных, бездомных! Имя есть у последнего бомжа, у жалкой вокзальной побирушки – и только он не мог вспомнить свое!

Казалось, имя вертится у него на языке, еще одна секунда – и он его поймает, как в детстве ловил бабочек…

Вот же он вспомнил что-то из своего прошлого! Вспомнил самого себя – семилетнего мальчика с марлевым сачком в руке. Вспомнил цветущий июньский луг и порхающих на этом лугу бабочек. Он даже вспомнил их названия – капустница, траурница, адмирал, голубянка… Почему же он не может вспомнить свое собственное имя?

Он снова напряг память, чтобы поймать ускользающее имя. Ему казалось, это необычайно важно, что если он вспомнит имя – он вспомнит и все остальное, вернет себе свое прошлое, свою личность, вернет свою жизнь.

От напряжения мучительно заломило виски.

Он хотел уже сдаться, отложить это на потом – и вдруг перед ним отчего-то возник экран компьютера.

Компьютер? Может быть, это связано с его профессией? Может быть, он программист?

На экране всплывали ровные строчки текста. Эти строчки ничего ему не говорили, но среди них высветилось имя: Алексей.

Он попробовал это имя на вкус, проговорил негромко:

– Алексей…

Имя показалось ему знакомым. Значит, это и есть его имя?

Доктор собирался уже уйти, но, услышав имя, остановился, внимательно взглянул на больного:

– Алексей? Ну вот видишь – ты уже вспомнил имя! Если и дальше выздоровление пойдет такими темпами – глядишь, через пару дней ты вспомнишь и фамилию.

Доктор вышел, и пациент устало опустил веки.

К нему подошла нянечка тетя Нюра, поправила одеяло, проговорила тихо, заботливо:

– Поспи, касатик! Тебе нужно спать, тогда поправишься. Ты молодой, крепкий. Мой сыночек такой же был… убили его. В Чечне убили. А ты выкарабкаешься… Спи, касатик!

Через полтора часа Вадим Вадимович снова зашел в палату. На этот раз он был не один, с ним пришел заведующий отделением, чтобы взглянуть на удивительного пациента.

Пациент, однако, спал. На лице его было спокойное, умиротворенное выражение.

– Пришел в себя, говорите? – вполголоса осведомился заведующий. – Удивительно!

– Открыл глаза и заговорил. Речь связная, рефлексы нормальные, правда, наличествует остаточная амнезия, но через несколько минут после пробуждения вспомнил свое имя – Алексей.

– Очень хорошо! – заведующий потер руки. – Вспомнил имя – вспомнит и все остальное! Вот видите, коллега, я не устаю повторять, что мозг – это удивительное устройство! Казалось бы, у этого пациента была тяжелая черепно-мозговая травма, кроме того, пуля повредила значительный участок левого полушария – и вот, он пришел в себя и даже начинает восстанавливать память! А больной Иванов из шестой палаты всего-то ударился головой о дверцу холодильника – и изменения необратимые, полная амнезия и прогрессирующее разрушение личности… Нет, коллега, мозг – это, безусловно, самое загадочное, что есть в природе! Как, вы сказали, его зовут?

– Алексей, – напомнил Вадим Вадимович.

– Очень хорошо! Введите это имя в базу данных, возможно, его кто-нибудь разыскивает…

Мы с дядей Васей долго судили-рядили, но так и не выработали плана действий. И утром меня осенило.

Нужно подробнее разузнать, кто были эти люди – супруги Капустины. Кому они могли перейти дорогу? Потому что мой шеф Василий Макарович прав – обычных людей так не убивают. Так вот и надо выяснить, что же в них необычного?

И если про мужа, Сергея Капустина, я кое-что уже знала: он начинающий писатель, месяца три назад послал в издательство «Глагол» свой первый детективный роман, то про его жену Татьяну мы с дядей Васей до сих пор ничего не знали. Кто она такая, чем зарабатывала на жизнь?

А жили Капустины, по словам соседки, вроде бы безбедно. Хорошая квартира в центре, дорогой ремонт, шубы опять же, мебель приличная. Все это стоит денег.

Бонни боднул меня головой, так что я пролетела полкомнаты, и тут очень кстати под руку попался телефон.

– Отстань! – сказала я и набрала номер той самой соседки Капустиных. То есть бывшей соседки.

– Лариса Прокофьевна? – заворковала я. – Не разбудила вас? Уж извините, что так рано…

В ответ раздалось недовольное бурчание, но далеко меня не послали и трубку не бросили. Это хорошо, стало быть, Семен Ривкин все врал насчет собственных источников информации, которые есть у него в милиции, и эти прохиндеи понятия не имеют, что убийцы Нины Петровны Баранкиной уже сидят в камере. В противном случае никаких сведений от Ларисы мне бы получить не удалось.