На корабле утро - Александр Зорич

Похоже, пока они обедали, «Урал» провел все плановые сеансы Х-связи. По крайней мере телескопическая мачта была теперь убрана. Двадцатиметровый диск Х-передатчика серебрился в отведенном для него чашеобразном углублении в кормовом уступе надстройки.

– Скажите, а зачем вообще «Уралу» собственный Х-передатчик? – полюбопытствовал Комлев. – Неужели не хватает традиционных каналов ретрансляции, связывающих корабль с орбитальными крепостями?

Чичин помрачнел.

– Тут вот какое дело, Владимир Миронович… В мирное время хватает. Но сейчас… Сейчас важна предельная автономия.

– Простите… Но разве сейчас не мирное время?

– В основном – мирное. Ну для народа, для армии в основном… А для меня – нет. И для вас тоже.

– Ничего себе!

– Скоро вы все поймете, – обнадежил его Чичин. – Ну а пока что не будем о грустном. Идемте к лифту. Прогуляемся по жилым палубам!

Начали по традиции с адмиральского этажа. Он занимал второй ярус надстройки.

Сквозной проход на этой палубе имел немалую ширину и высоту. Хитроумные оптические эффекты еще сильнее раздвигали стены – Комлеву поначалу почудилось, что по коридору можно разъезжать взад-вперед даже на тяжелом танке прорыва Т-14.

«Ну ладно, не на танке, – решил он через минуту. – Но на авто – элементарно».

Палуба была застелена шикарным пробковым паркетом, гасившим звуки шагов. Стены покрывали панели из золотистой новогеоргиевской груши. На подволоке искрили хрусталя. Внимательные зрачки камер наблюдения деликатно шарили по вошедшим.

Двери адмиральских салонов тоже были зашиты деревом. Но Комлев не сомневался в том, что под драгоценной древесиной хранит покой своих хозяев крепчайшая броневая полисталь.

Разумеется, все двери были заперты. Возле некоторых дежурили бойцы охранного батальона осназ «Песец».

Этот батальон был знаменит по всему военфлоту – в первую очередь нескончаемыми и утомительно однообразными шутками, обыгрывающими его название. Комлев помнил, как еще будучи курсантом Брянского звездоплавательного училища он прочел в «Небесной гвардии», имевшей, а как же, юмористическую страничку, такое объявление: «Прием шуток, стихотворений и карикатур, содержащих обыгрыши названия 3-го отдельного охранного батальона осназ Генштаба ВКС закончен в январе 2572 года!»

Уже тогда юный Володя Комлев поклялся себе, что шутить про «песцов» не будет. И клятвы своей придерживался.

– Здесь у нас кто только не живал! – самодовольно сообщил Чичин. – Вон, видите, двое табличку вешают?

Комлев присмотрелся. И вправду. Двое матросов прикручивали бронзовую доску, на которой было выгравировано что-то монументальное.

– А что там написано? – поинтересовался Комлев.

Чичин, казалось, только и ждал этого вопроса:

– «В этом адмиральском салоне в период с 12 января 2622 по 10 апреля 2622 жил и работал Председатель Совета Обороны товарищ Растов А.П.».

– Безвыездно, что ли, «жил и работал»? Я слышал, он вроде в Технограде выступал в середине марта…

– Разумеется. Выезжал. Начальство-то – оно выезжать обязано… – пожал плечами Чичин. Он словно бы извинялся за товарища Растова, летуна и ездока.

– Что да то да…

Даже запах на адмиральском этаже был каким-то особенным. Ненавязчивым, свежим и бодрящим.

Комлев осознал это со всей отчетливостью, когда они спустились на палубу ниже, где обитали птицы поскромнее – офицеры в чинах от капитана третьего ранга до эскадр-капитана.

Здесь обстановка была проще. И пахло крепким, крепчайшим кофе, к которому обитатели палубы, как видно, имели наработанное годами пристрастие.

– Я, кстати, тут живу, – сообщил Чичин. – И по правилам вас, Владимир Миронович, тоже надо было бы поселить здесь. Но вот какое дело… В общем, мест нет сейчас. Вчера вечером из Технограда прилетели четыре военинженера – все кавторанги да полковники. Они оккупировали последний жилой бокс…

– Да это не беда. Где-то же свободные каюты есть?

– На палубу ниже. Вы уж не обессудьте.

– Да чего там! Я провел несколько лет на судне-планетографе «Снегирь». И должен вам сказать, что после «Снегиря» мне даже в двухзвездочных мотелях Шотландии нравится.

– Ну у нас там получше, чем в вашей Шотландии, – насупившись, проворчал Чичин. Похоже, невольная аналогия его слегка задела. – Кстати, вашу каюту как раз сейчас готовят. Если не возражаете, мы отправимся туда в самом конце нашей экскурсии.

– Как вам будем угодно, Виталий.

Следующим пунктом познавательной программы стала штабная палуба.

Собственно, ради нее и существовал весь этот огромный корабль-город.

Штабные помещения занимали весь правый корпус корабля от носа до кормы. По широкому коридору были проложены два самодвижущихся скоростных тротуара. Один мчался в нос, другой – в корму. На правый, ведущий в нос, Комлев со товарищи и ступили.

Обочь проносились одинаковые прямоугольники дверей. Некоторые из них были снабжены произвольными трехзначными номерами. Некоторые – табличками. «Отдел 2-14», «Желтый коммутатор», «Сталь-3». Некоторые таблички были совсем уж загадочными.

«ДРВП» – прочитал Комлев. А дальше: «Дерма», «Трансфигурация», «Алконост»…

– Надеюсь, знакомиться мы сейчас не пойдем? – с опаской спросил Комлев.

– Да нет. Знакомство будет вечером. У вас еще три часа свободного времени, – отвечал Чичин.

Комлев вздохнул с облегчением. Он хорошо знал, что судьба предоставляет людям только один шанс произвести первое впечатление. Ему очень не хотелось предстать перед новообрященными коллегами небритым, вялым и с опустевшими от усталости глазами.

– А здесь у нас кафетерий! – мечтательно произнес Волохаев, указывая на дверь с изображенным на ней конусом коктейльного бокала.

– Может, зайдем? – предложил Чичин. – Выпьем чего-нибудь… ну вроде сока?

– Не возражаю.

Они сошли с самодвижущегося тротуара.

Дверь отъехала в сторону и… вместо занудливого полусонного мирка безалкогольной (ведь рабочий день!) рекреации взгляду Комлева предстал разворошенный муравейник.

Начать с того, что в центре кафетерия, невдалеке от барной стойки, на полу лежал немолодой, неспортивного сложения человек с седыми висками и сияющей лысиной. Человек был одет в белый халат, ровно лежали короткие ножки, облаченные в брюки с отчетливо наглаженными стрелками.

Правая рука лежащего покоилась на скомканном газетном развороте.

Рядом с ним на коленях стояла красивая, очень красивая (уж кто-кто, а Комлев знал в этом толк!) женщина лет около двадцати пяти. Ее овальное личико выражало крайнюю озабоченность. Она прижимала к уху телефонную трубку.