Шестое вымирание - Элизабет Колберт

“Несколько десятков лет назад я бы и сам счел нелепым предположение, будто рифы могут иметь ограниченный срок жизни”, – писал Джон Эдвард Норвуд Верон, бывший главный научный сотрудник Австралийского института морских наук93. “И вот теперь я, имевший честь провести самые продуктивные годы своей научной жизни среди богатств и чудес подводного мира, со всей ясностью понимаю, что им уже не смогут порадоваться дети наших детей”. Недавнее исследование, проведенное командой австралийских ученых, показало, что коралловое покрытие[67] Большого Барьерного рифа уменьшилось на 50 % всего лишь за последние тридцать лет94.

Незадолго до своей поездки на Уан-Три Калдейра и некоторые другие участники его команды опубликовали статью, где оценивалось будущее кораллов на основании как результатов компьютерного моделирования, так и данных, собранных в естественных условиях. Вывод гласил, что при сохранении нынешнего объема выбросов в течение следующих лет пятидесяти “все коралловые рифы прекратят расти и начнут растворяться”95.

В перерывах между походами на риф для сбора образцов ученые на Уан-Три часто плавали с маской. Их излюбленное место находилось примерно в километре от берега, на противоположной участку DK-13 стороне острова. Чтобы добраться туда, нужно было уговорить Грейама, руководителя станции, дать лодку, на что он шел крайне неохотно и не без ворчания.

Некоторые ученые, кто нырял всюду – на Филиппинах, в Индонезии, на Карибах и в южной части Тихого океана, – сказали мне, что нет большего удовольствия, чем плавать с маской близ Уан-Три. И этому легко поверить. Когда я впервые спрыгнула с лодки и посмотрела на бурную жизнь внизу, она показалась мне чем-то нереальным, словно я попала в подводный мир Жака Ива Кусто. За косяками маленьких рыбешек плыли косяки рыб побольше, а за теми следовали акулы. Парили огромные скаты, проплывали черепахи размером с ванну. Я пыталась запомнить все, что видела вокруг, но это походило на попытки зафиксировать сон. Каждый раз после плавания с маской я часами просматривала огромный том под названием “Рыбы Большого Барьерного рифа и Кораллового моря” (Fishes of the Great Barrier Reef and Coral Sea). Среди рыб, вроде бы опознанных мною, были: тигровые, желтые и темноперые серые акулы, однорогие рыбы-носороги, кузовки, яркие рыбы-ангелы, рыбы-клоуны, хромисы рифовые, рыбы-попугаи, угрюмые сладкогубы, сельди, желтоперые тунцы, большие корифены, прионуры, сиганы, талассомы и губанчики.

Рифы часто сравнивают с тропическими лесами, и в том, что касается разнообразия жизни, такое сравнение вполне уместно. Выберите почти любую группу живых существ – численность просто поражает! Австралийский исследователь однажды разломал кусок коралла размером с волейбольный мяч и обнаружил, что внутри него живет более тысячи четырехсот многощетинковых червей, принадлежащих ста трем различным видам. Совсем недавно американские исследователи вскрывали глыбы кораллов в поисках ракообразных; на одном квадратном метре кораллов, собранных около острова Херон96, они нашли представителей свыше ста видов, а в образце сходного размера из северной части Большого Барьерного рифа видов оказалось более ста двадцати. По разным оценкам, на коралловых рифах проводят хотя бы часть своей жизни от 0,5 до 9 миллионов различных видов.

Еще поразительнее это многообразие выглядит с учетом условий. В тропических водах мало таких биогенных элементов, как азот и фосфор, совершенно необходимых большинству форм жизни (это связано с так называемой термической структурой вод в океане, и именно поэтому тропические моря часто настолько прозрачны). Соответственно, моря в тропиках должны бы быть необитаемыми – водным эквивалентом пустынь. Получается, рифы – не просто подводные тропические леса, это тропические леса в морской Сахаре. Первым, кто озадачился этим несоответствием, стал Дарвин, и с тех пор оно известно как “парадокс Дарвина”. Парадокс этот так и не был полностью разрешен, однако один из ключей к разгадке может быть связан с рециркуляцией веществ. Рифы – а вообще-то рифовые обитатели – выработали невероятно эффективную систему, при которой питательные вещества передаются от одной группы организмов к другой, словно на гигантском базаре. Коралловые полипы – основные участники этой сложной системы обмена, и они же обеспечивают платформу, которая делает такой обмен возможным. Без них была бы лишь водяная пустыня.

“Коралловые полипы создают архитектуру экосистемы, – сказал мне Калдейра. – Понятно, что, если исчезнут они, исчезнет и вся экосистема”.

Один из израильских ученых, Джек Сильверман, сформулировал это так: “Если у вас нет здания, куда же деваться жильцам?”

В прошлом рифы возникали и исчезали несколько раз, и их остатки обнаруживаются в самых неожиданных местах. К примеру, рифовые руины триасового периода сейчас возвышаются на две тысячи метров над уровнем моря в Австрийских Альпах. Горы Гуадалупе в Западном Техасе – это то, что осталось от рифов пермского периода и поднялось в результате тектонических процессов, протекавших около 80 миллионов лет назад. Рифы силурийского периода можно увидеть в Северной Гренландии.

Все эти древние рифы состоят из известняка, однако существа, создавшие их, были совершенно разными. Среди организмов, которые строили рифы в меловом периоде, были гигантские двустворчатые моллюски – рудисты. В силуре рифы строились в том числе губкоподобными существами строматопорами. В девоне их создавали коралловые полипы: ругозы, напоминавшие по форме рог, а также табуляты, похожие на пчелиные соты. И ругозы, и табуляты – очень дальние родственники современных мадрепоровых коралловых полипов, и оба древних отряда исчезли в ходе великого вымирания конца пермского периода. То вымирание отмечено в геологической летописи в том числе как “рифовый разрыв” – период продолжительностью примерно десять миллионов лет, когда рифов не было вообще. Рифовые разрывы также возникали после вымираний в позднем девоне и позднем триасе, причем в каждом из этих случаев потребовались миллионы лет для того, чтобы строительство рифов возобновилось. Такая корреляция побудила некоторых ученых утверждать, что образование рифов, по-видимому, чрезвычайно чувствительно к изменениям окружающей среды. Еще один парадокс, ведь сооружение рифов – также один из древнейших видов деятельности на Земле.

Конечно, закисление океана – далеко не единственная угроза для рифов. В некоторых частях света они, вероятно, исчезнут раньше, чем их уничтожит закисление. Перечень опасностей включает в себя в том числе чрезмерный вылов рыбы, способствующий росту водорослей, конкурирующих с кораллами; сельскохозяйственные стоки, также стимулирующие рост водорослей; вырубку лесов, ведущую к отложению ила и снижению прозрачности воды; рыболовство с использованием динамита, разрушительный эффект которого очевиден сам по себе. Все эти стрессовые воздействия повышают уязвимость кораллов перед патогенами. Так называемая болезнь белых полос – это бактериальная инфекция, при которой (как подсказывает название) на коралле образуется полоса белой некротической ткани. От нее особенно страдают два вида карибских коралловых полипов – Acropora palmata (лосерогие кораллы) и Acropora cervicornis (оленерогие), до недавнего времени основные строители рифов в этом регионе. Болезнь оказала настолько разрушительное действие на оба вида, что Международный союз охраны природы уже причислил их к находящимся на грани исчезновения. В то же время коралловое покрытие в Карибском море за последние десятилетия сократилось почти на 80 %.