Воронята - Мэгги Стивотер

Ганси медленно поднял ботинок, валявшийся там, где его оставил Ронан. Выпрямившись, он обнаружил, что Ной вышел из своей комнаты и стоит рядом. Его тревожный взгляд перебегал с Ганси на мусорную корзинку. Тельце осы соскользнуло на несколько дюймов вниз, но было еще хорошо видно.

– Что? – спросил Ганси.

Беспокойный вид Ноя отчего-то воскресил в его памяти испуганные лица вокруг, ощущение шершней на теле, синее, как смерть, небо над головой. Давно, очень давно Ганси дали еще один шанс, и в последнее время желание придать этому событию хоть какой-то смысл лежало на нем тяжелым бременем.

Он отвел взгляд и посмотрел на стену, состоящую из окон. Даже теперь Ганси казалось, что он физически, с болью, чувствовал присутствие близлежащих гор, словно расстояние между ним и этими вершинами было осязаемо. Это было так же мучительно, как представлять спящее лицо Глендауэра.

Ронан не ошибся. Всё стало серьезнее. Возможно, Ганси не нашел ни сердце силовой линии, ни линию как таковую, но что-то происходило. Что-то начиналось.

Ной сказал:

– Не выбрасывай.

Через несколько дней Блу проснулась задолго до рассвета.

Из-за ночника, горевшего в коридоре, комнату наполняли угловатые тени. Как это было каждую ночь после того сеанса, мысли об изящных чертах Адама и воспоминание о склоненной голове Ганси пробрались в сознании Блу, едва сон ослабил хватку. Блу не могла не прокручивать эту хаотическую сцену снова и снова. Мгновенный ответ Каллы на вопрос Ронана, секретный язык двух друзей, то, что Ганси не был просто духом на дороге мертвых… Но дело касалось не только людей, о которых она беспокоилась, хотя, к сожалению, теперь казалось маловероятным, что Адам позвонит. Нет, больше всего Блу тревожила мысль о том, что мама ей что-то запретила. Это ее буквально душило.

Блу отбросила одеяло и встала.

Она испытывала сдержанную любовь к странной архитектуре дома номер 300 на Фокс-Вэй; это была скорее вялая привязанность, порожденная ностальгией, нежели реальное чувство. Зато чувства Блу к заднему двору нельзя было назвать смешанными.

Его целиком заслонял огромный, раскидистый бук, с прекрасной, абсолютно симметричной кроной, которая тянулась от забора до забора, такая густая, что придавала роскошный зеленый оттенок даже самому жаркому летнему дню. Только сильнейший ливень мог пробиться сквозь эту листву. Блу много раз стояла у массивного, гладкого ствола в дождь, слушая, как капли стучат, шипят и теряются среди ветвей, не коснувшись земли. Когда она находилась под буком, ей казалось, что она и есть бук – как будто дождь скатывался с ее листьев и коры, которая на ощупь была гладкой, как кожа.

Слегка вздохнув, Блу спустилась на кухню. Она отворила заднюю дверь и обеими руками тихонько прикрыла ее за собой. После темноты дома двор казался отдельным миром, уединенным и тусклым.

Высокий деревянный забор, заросший жимолостью, заслонял фонарь на соседском крыльце, а непроницаемая крона бука загораживала лунный свет. В обычное время Блу пришлось бы ждать несколько долгих минут, чтобы ее глаза привыкли к сумеркам, но только не сегодня.

Сегодня на стволе дерева играл странный, неуверенный свет. Блу помедлила, стоя у двери и пытаясь осмыслить эти блики, скользившие по бледной серой коре. Положив руку на стену, еще теплую от дневной жары, Блу подалась вперед. Тогда она увидела позади дерева свечку, стоявшую в переплетении обнаженных змееобразных корней. Дрожащее пламя то исчезало, то удлинялось, то пропадало вновь.

Блу шагнула во дворик, вымощенный потрескавшимся кирпичом. Шагнула еще раз и обернулась, чтобы посмотреть, не наблюдают ли за ней из дома. Кто это сделал? Неподалеку от свечки виднелся еще один клубок гладких корней, и между ними собралась черная лужица. Мерцающий свет отражался в ней, как будто под непрозрачной поверхностью горела вторая свеча.

Блу затаила дыхание и сделала третий шаг.

Нив, в просторном свитере и широкой юбке, стояла на коленях возле свечки и маленького озерца. Красивые руки лежали на коленях. Она была неподвижна, как само дерево, и мрачна, как ночное небо над головой.

Дыхание шумно вырвалось из груди Блу, когда она увидела Нив; подняв глаза на ее чуть различимое лицо, она резко выдохнула еще раз, как будто удивилась заново.

– О, – тихо сказала Блу. – Прости. Я не знала, что ты здесь.

Но Нив не отвечала. Присмотревшись, Блу поняла, что взгляд у нее не сфокусирован. Ответ содержали брови: они вообще ничего не выражали. Бесформенные, превратившиеся в две прямые нейтральные линии, словно в ожидании входного сигнала, они были еще более пустыми, чем глаза Нив.

Сначала Блу пришло в голову нечто медицинское – кажется, бывает такая болезнь, когда человек просто сидит на месте? как там это называется? – но потом она вспомнила про миску виноградно-клюквенного сока на кухонном столе. Скорее всего, она вмешалась в нечто вроде медитации.

Но это не походило на медитацию. Больше… на ритуал. Мора не проводила никаких ритуалов. Однажды она горячо заявила клиенту: «Я не ведьма». То же самое она грустно сказала Персефоне. Но, возможно, Нив была ведьмой.

Блу не знала, как надлежит себя вести в такой ситуации.

– Кто здесь? – спросила Нив.

Но это был не ее голос. Он звучал ниже и как будто доносился издалека.

По рукам Блу пробежала противная мелкая дрожь. Где-то в глубины листвы свистнула птица. По крайней мере, Блу подумала, что это была птица.

– Выйди на свет, – сказала Нив.

Вода среди корней шевельнулась, ну или просто вздрогнуло отражение одинокой свечки. Посмотрев по сторонам, Блу поняла, что вокруг бука размечена пятиконечная звезда. Одной точкой служила горевшая свеча, другой крохотное темное озерцо, третьей незажженная свечка, четвертой пустая миска. На мгновение Блу показалось, что она ошиблась, что это вовсе не пентаграмма. Но потом до нее дошло: последней точкой была Нив.

– Я знаю, что ты здесь, – сказала не-Нив голосом, который наводил на мысль о темных уголках, куда не заглядывает солнце. – Я чую тебя.

По шее Блу, под кожей, медленно-медленно поползли мурашки. Это было такое до жути реальное ощущение, что Блу захотелось шлепнуть себя по шее или почесаться.

А еще вернуться в дом и сделать вид, что она никуда не выходила. Но было боязно бросать Нив, если…

Блу не хотела думать об этом, но все-таки подумала.

Она не желала бросать Нив, если что-то овладело ею.

– Я здесь, – сказала Блу.

Пламя свечи стало вдруг очень длинным.

Не-Нив спросила:

– Как тебя зовут?

До Блу дошло, что у Нив не двигался рот, когда она это сказала. Было трудно смотреть ей в лицо.

– Нив, – солгала Блу.

– Я не вижу тебя. Подойди.