Ловцы душ. Исповедь - Елена Богатырева

* * *

Порошково, куда неизвестный приглашал Ларису, находилось в пятнадцати минутах от города. Нужно было только отмахать полгорода до окраины, а там — ну просто рукой подать. Особенно когда там светло и видно дорожные знаки. А когда горит один фонарь из пяти…

Они достаточно поблуждали, прежде чем отыскали указанный в записке адрес.

Санников заглушил мотор, посмотрел наконец по сторонам и присвистнул. По правую сторону стеной стояли деревья. Какие — разглядеть было невозможно и сколько их — придорожная полоса или целый лес — тоже. Слева высились темные строения без огней и каких-либо признаков жизни, обнесенные колючей проволокой. Место было мрачноватое и безлюдное.

Дом, который они искали, с первого взгляда показался им заброшенным. Но, обойдя его вокруг в поисках двери, они заметили тусклый луч света, выбивающийся из-под наглухо закрытых ставен. Лариса собралась постучать, но Костя удержал ее:

— Пожалуйста, будь осторожна. Не входи сразу. Отсюда мы еще сможем развернуться и уйти. Не торопись. И посматривай время от времени на меня.

— Хорошо, — шепотом ответила Лариса.

Она постучала, и дверь тут же отворилась, словно тот, кто ждал их, держал руку на дверной ручке…

От неожиданности Санников сделал шаг назад. Лариса осталась на месте. В дверях стояла высокая пожилая женщина и держала на руках белого кота.

— Лариса, — начала она, — я рада, что ты…

Тут женщина заметила Санникова и осеклась.

— А это кто с тобой?

— Мой жених, — без запинки выпалила Лариса. — Его зовут Константин Санников.

— Ах, вот как… Я и не знала, что у тебя…

— Кто вы? — спросила Лариса. — И откуда вы меня знаете?

— Давайте войдем в дом.

Через темный маленький коридорчик женщина провела их в комнату. Мебели здесь практически не было. Только старый буфет, небольшой столик, пара стульев да кресло, в котором сидела хозяйка.

Лариса устроилась на стуле напротив женщины. Костя сел в сторонке.

Ему все это очень не нравилось. Дом выглядел наспех подготовленной декорацией. Казалось, выйди в соседнюю комнату, и найдешь там только пыль и паутину. Хозяйка не предложила им даже чаю. Будь на ее месте мама Константина, она первым делом поинтересовалась бы, не голодны ли они. Но здесь, похоже, к приходу Ларисы вовсе не готовились.

Женщины тем временем рассматривали друг друга. Хозяйка молчала, и первой подала голос Лариса:

— Вы знаете что-то о моих родителях, — начала она.

Но женщина не ответила, и ей пришлось спросить снова:

— Это вы написали записку? — Лариса повысила голос, считая, что хозяйка туговата на ухо.

— Не нужно, — улыбнулась женщина. — Я прекрасно слышу. И, пожалуйста, не торопи меня. Дай на тебя наглядеться.

Она так и сказала: «наглядеться», словно изучение Ларисы действительно доставляло ей радость. Возможно, это так и было, только внешне ничем не проявлялось. Взгляд женщины оставался холодным, слегка высокомерным и колючим. От ее слов и затянувшейся процедуры разглядывания Лариса заерзала на стуле.

— Кто вы? — спросила она так, словно знала ответ и не хотела его слышать.

— Ты ведь, наверно, уже догадалась, — ответила женщина. — Я — твоя мать.

В комнате повисла напряженная тишина. Санников чуть не упал со стула от того, что услышал. Женщина не имела никакого сходства с Ларисой. Она была высокой и статной, тонкие черты лица придавали ей сходство с хищной птицей.

— Я знаю, — продолжала женщина совершенно спокойным голосом, — тебе сейчас о многом хочется спросить меня. И я готова рассказать тебе все, только по порядку. Но я хочу, чтобы с самого начала ты знала главное: я никогда не отказывалась от тебя. И все это время искала…

— Двадцать пять лет, — тихо сказала Лариса.

— Я помню, — ответила женщина. — Ты хочешь знать о тех обстоятельствах, которые разлучили нас с тобой? О тех людях, которые до этой самой минуты не оставляли надежды не допустить нашей встречи?

— Конечно.

Санникова покоробил холодный тон женщины. Не нужно быть кандидатом психологических наук, чтобы представить себе чувства, которые испытывает мать, отыскавшая своего ребенка спустя двадцать пять лет. Любые проявления чувств, даже самые чрезмерные, были бы в этом случае оправданны и естественны. Пусть слезы, пусть какое-нибудь глупое покаяние, пусть даже истерика, — но этот ледяной тон настораживал Костю.

— Я понимаю, Лариса, что не имею права надеяться на твою любовь, — сказала женщина. — Наши недруги сделали все возможное, чтобы отдалить тебя от меня. Но, думаю, выслушав меня, ты поймешь…

Она помолчала. Потянулась за длинной дамской сигаретой, затянулась несколько раз и продолжала:

— Твой отец был необыкновенным человеком. В шестидесятых годах он собрал группу единомышленников и отправился с ними на Алтай, чтобы посвятить свою жизнь развитию высокой духовности и впоследствии — преобразованию общества. Он мечтал нести людям свет высоких истин добра и мудрости.

Все это было сказано без тени улыбки и без всяких потуг на выражение каких-либо эмоций.

— Но не всех, кто был с нами рядом в ту пору, можно было назвать порядочными людьми. Нас предали, и все мы оказались в местах «не столь отдаленных». Дети, которые у нас родились в заключении, были отобраны и разосланы по разным детским домам. Даже выйдя на свободу, мы не могли претендовать на какую-либо информацию о них. Мы с твоим отцом, Лариса, неоднократно пытались узнать о твоей судьбе, но — безуспешно. И вот только совсем недавно, разыскав Ангелину…

Женщина неожиданно замолчала. Санников решил было, что ее «пробило» и она вот-вот расплачется наконец, осознав тот факт, что перед ней сидит родная дочь, которую она искала четверть века. Но ничего подобного не произошло.

Похоже, она просто-напросто закончила свой рассказ, и добавить к нему ей было нечего.

Лариса тоже словно в рот воды набрала. Костя сидел позади и не мог видеть выражения ее лица. А вдруг она сейчас плачет? Он бы и сам заплакал, пожалуй, если бы столько лет мечтал о встрече с матерью, а потом наткнулся на такого вот истукана, который говорит как машина: «Здравствуйте-я-ваша-мама».

Санников покрутился и так и этак, но лица Ларисы не увидел. Зато тут же услышал ее голос:

— А отец… Он жив?

— Да.

И — все. Хороший ответ. Ни прибавить ни убавить.

— Почему он не пришел? — спросила Лариса.

И по ее тону Костя понял, что холодность женщины заморозила и Ларису. Она тоже теперь говорила как робот: четко, ясно и… совсем непохоже на себя. Вдруг в стеклянных створках буфета Санников наткнулся на отражение Ларисы. Лицо у нее было странным. Она смотрела прямо перед собой, и взгляд ее, обычно такой живой, казался неподвижным.