Лучший день в году - Галина Владимировна Романова

– Тамара, пускай войдут вдвоем, – раздался из недр кабинета раздраженный голос.

Пара юных заговорщиков вошла в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. Медсестра Тамара ушла за белоснежную ширму, предложив Ларисе пройти следом за ней.

Кирилл уставился на Вениамина Всеволодовича. Тот, в свою очередь, рассматривал Кирилла. Внимательно, с какой-то мудрой догадкой во взгляде. Будто он все, все, все знал о жизни молодого человека в прошлом и совершенно точно знал, что ждет того в будущем.

– Вы меня простите, – начал Кирилл, прикладывая руку к груди. – Но истинной целью моего визита является не здоровье моей девушки. С ним все в полном порядке.

– Вы в этом уверены?

Доктор внимательно прочел тощую карточку Ларисы. Потом отложил ее в сторону. Глянул на Кирилла с интересом. В конце концов, за прием заплачено. Если молодым людям хочется, чтобы результатом приема был не медицинский осмотр, а всего лишь приватный разговор, это их право.

– Так что привело вас ко мне, молодой человек? Как ваше имя? Вы кого-то жутко мне напоминаете.

Доктор подал знак сестре выйти и Ларисе тоже велел, когда та совершенно одетой выглянула из-за ширмы.

– Может быть, мою мать?

Кирилл уставился на носы своих кроссовок, называя имя и фамилию своей матери. Почему-то устыдился. Может, ждал, что доктор сейчас воскликнет: ах да, помню, это та самая самоубийца. Но в кабинете по-прежнему было тихо.

– Восемь лет назад ей едва перевалило за тридцать. И она… Она, по слухам, накануне своей смерти была беременна.

Кирилл поднял взгляд, доктор не смотрел на него, он смотрел в окно, подперев правую щеку кулаком. Его глаз не было видно, но холеные щеки прорезали две глубокие носогубные морщины, превратив рот доктора в горестную скобку.

– Вы ее не помните, Вениамин Всеволодович?

– Помню. Я хорошо помню Алину, – отозвался тот после паузы и глубоко вздохнул. Глянул на Кирилла как-то странно. – Я ведь вас принимал, молодой человек. Вот этими вот руками. – Он помотал в воздуха кистями рук, будто отряхивал их. – Роды были очень сложными. Алина была очень слаба. Но дико была счастлива! Она плакала от счастья, когда я положил вас ей на грудь. И она… – голос доктора чуть дрогнул. – Она очень хотела еще одного ребенка. Это желание превратилось у нее в манию! Она ходила ко мне каждую неделю, сдавала анализы, лечилась, готовилась… Одному богу известно, что она перенесла, прежде чем забеременела вновь!

– Значит, она была счастлива? – спросил Кирилл.

У него в душе смешалось все: горечь, скорбь, злость, нежность, гордость за мать.

– О да! Она была не просто счастлива. Она была, я бы сказал, безумно счастлива! Она тут же позвонила отцу ребенка. Она так кричала в трубку, так кричала! – Вениамин Всеволодович улыбнулся с такой пронзительной печалью, что у Кирилла защемило сердце. – Сережа, кричала она в трубку. Сережа, у нас будет малыш!!

– Что?! – Кирилл опешил. – Сережа? Но моего отца зовут Гена! Геннадий! Вы ничего не перепутали, Вениамин Всеволодович?

– Вашего отца?! Вашего отца зовут Геннадий? Не морочьте мне голову, молодой человек! – Доктор покосился на парня недобро. – Когда вас рожала ваша мать, я точно помню, в коридоре за дверью отделения маялся мужчина с именем Сергей. Если, конечно, мы говорим об одной и той же женщине!

Кирилл вытащил из кармана штанов бумажник и, распахнув его, показал фотографию матери. Снимок был сделан за полгода до ее смерти.

– Алина Савельева. Это она, – доктор поджал губы и минуту молотил кончиками пальцев обеих рук по столу. Потом, встрепенувшись, спросил: – Как, вы говорите, имя вашего отца по метрике? Геннадий?

– Да. Он был мужем моей матери и моим отцом. Да и сейчас является им. – Кирилл сделал паузу, тут же вспомнил про их последнюю встречу, закончившуюся так безобразно, и уточнил: – Во всяком случае, я так всегда считал.

– Да, да, я понял, – раздался рассеянный ответ. – И как долго он был ее мужем?

– Он был ее единственным и последним мужем.

Доктор встал, соединил руки за спиной и пару раз прошелся по кабинету. Потом, встав у Кирилла за спиной, проговорил:

– Тот мужчина, за которым Алина была замужем, не мог быть вашим отцом, юноша. Вы уже достаточно взрослый молодой человек, и, думаю, для вас это не станет трагедией. Тем более что ваша мать уже давно на небесах.

– Почему не мог?

– Потому что ее муж был бесплоден, – последовал хладнокровный ответ. – Тот мужчина, за которого она вышла замуж много лет назад, точно не помню. Он обследовался у нас. Еще задолго до вашего рождения ваша мать привела его к нам. Результаты анализов стали для него приговором, юноша. Правда… Не знаю, сказала ли об этом ему ваша матушка. О результатах я не говорил с ним, я говорил с ней. Сообщила или нет ваша матушка ему – вопрос. Он не мог быть вашим отцом и не мог быть отцом того нерожденного ребенка, которого носила ваша мать перед смертью. Вашим отцом и отцом того малыша был мужчина по имени Сергей. Извините, фамилии не знаю! Всегда думал, что ваша мать за ним замужем. Извините, но… Но время, отведенное для приема вашей подруги, истекло.

Кирилл встал и на негнущихся ногах двинулся к двери. То, что рассказал ему моложавый доктор, не могло быть правдой! Это чушь!! Это ложь!! Это…

– Это безумие! – проговорил он на выходе, не обернувшись к доктору.

– Это жизнь, юноша, – печально изрек ему в спину Вениамин Всеволодович и тут же вогнал последний гвоздь, добавив: – И она не могла совершить этого с собой, юноша. Ни за что, никогда!! Так что не судите ее, а лучше найдите того, кто это с ней сделал…

Копылов летел домой на такой скорости, что на одном из поворотов его машину занесло, и он едва не врезался в дерево. Резко ударив по тормозам и послушав минуту дикий стук собственного сердца, он глубоко вдохнул-выдохнул раз, другой, третий, потом осторожно вырулил и медленно поехал к дому.

Настроение было дерьмовым. Перед глазами все время всплывало растерянное лицо его новой знакомой, следом – ее красные от стыда щеки и в финале – налившиеся слезами глаза. А всему виной был его напарник Степка, которого он просто обожал до сегодняшнего вечера. С которым он прошел огонь, воду и медные трубы. И которому доверял все эти годы как самому себе. И который чаепитие в доме своей жены превратил в полное паскудство.

Вспоминать чаепитие у Светы не хотелось. Не потому, что Степка оказался вдруг ее мужем, которого она считала бывшим. Хотя тоже сюрприз не из приятных, согласитесь. И не потому, что он явился к ней нарядным и пьяным – это его право, в конце концов. А потому, что тот вдруг начал вести себя там как последняя свинья. Копылов пару раз еле сдерживал себя, чтобы не заехать своему коллеге и другу в морду.

Он хватал Свету за руки, за подол юбки, когда она проходила мимо с посудой и чайником. Он откровенно заигрывал с ней, опускаясь до интимных подробностей в своих шутках. Света страдала. Копылов готов был провалиться сквозь все этажные перекрытия. А Степа откровенно наслаждался ситуацией.