Спаситель и сын. Сезон 1 - Мари-Од Мюрай

— Пошли! Быстрей! Быстрей!

Сент-Ив закрыл за ними дверь и привалился плечом к стене: голова закружилась. Устал до чертиков в конце недели. Это он-то, здоровенный мужик, рост метр девяносто, вес восемьдесят килограммов.

* * *

В эту субботу Габен уже как член семьи получил задание заказать на обед пиццы. Пока он уточнял по телефону, что «нужны одна „Королевская“, но без грибов, и одна „Деревенская“, но без лука», Лазарь перед ним нетерпеливо приплясывал, тыча пальцем в клетку с Гюставией.

— Что там? — спросил Габен, повесив трубку.

— Один малыш не шевелится, — трагическим шепотом сообщил Лазарь.

Габен понаблюдал за Гюставией. Четыре розовых гусеницы тихонько копошились, а одна, которую они уже отпихнули в сторону, не подавала признаков жизни.

— Ладно, подождем твоего отца, — сказал он. — Я не специалист по жмурикам.

Лазарь не стал спрашивать, кто такие жмурики, — он и так понял, что ничего хорошего.

По субботам Сент-Ив консультировал только до часу. В кухне Лазарь его встретил криком:

— Папа! Хомячок!

Не надо было быть ветеринаром, чтобы понять: пятый малыш, очевидно самый слабый в помете, не сумел справиться с трудностями жизни. Спаситель открыл клетку и достал из кучки сена кофейную ложечку, которую по совету все того же знаменитого хомячного сайта положил туда еще до родов Гюставии. Действуя с ювелирной осторожностью, он отделил мертвого хомячка от живых и убрал его ложкой. Лазарь отвернулся и не смотрел.

— Класс! — одобрил Габен.

Крышка мусорного бака из нержавейки закрылась. С несчастным случаем покончено.

— Они же не ВСЕ умрут? — горестно воскликнул Лазарь.

— Нет, конечно, — отозвался Спаситель, понятия не имея, чем дело кончится.

Курьер принес пиццу, и все повеселели.

Когда сели к столу, Спаситель счел, что настало подходящее время поговорить о той самой девочке, которая не верила, что у Лазаря мама была белая.

— Она дура, — мгновенно отозвался Лазарь и тут же спросил: — А почему у меня нет фотографий?

— Фотографий? Маминых? Понимаешь, в те времена… На Антильских островах… Там совсем не так часто фотографировались, как теперь, — с заминками принялся объяснять Спаситель.

— Да ты что? Правда, что ли, никогда не видел маму на фотографии? — удивился Габен с присущей ему непосредственностью.

— Конечно, видел, — кивнул Спаситель.

— Неправда! — возмутился Лазарь.

— Я тебе показывал нашу свадебную фотографию.

— Не показывал!

Лазарь смотрел исподлобья, не желая сдаваться. Не будь тут Габена, Спаситель стукнул бы кулаком по столу.

— Значит, покажу, — буркнул он.

— Когда?

Лазарь закусил удила.

— Ну! Когда покажешь?

Спаситель отложил нож с вилкой, встал и вышел. Конверт из крафтовой бумаги лежал всегда на своем месте: в спальне, в ящике тумбочки. Пока Спаситель ходил за фотографией, Габен и Лазарь переглядывались с боязливыми улыбками, поддерживая друг друга. Скоро он спустился со второго этажа, держа в руке большую фотографию. Свадебную. Множество людей позируют перед белым особняком в колониальном стиле. Человек тридцать стоят с искусственными улыбками — видно, фотограф попросил их сказать «чи-из». Габен не обошелся без своего коронного «класс!», а Лазарь дрожащими руками взял фотографию.

— Мама, — тихо сказал он, глядя широко раскрытыми глазами.

Да, наверное, папа показывал ему эту фотографию, но давно, и он ее позабыл. Высоченный Спаситель возвышался надо всеми, а новобрачная, Изабель Турвиль, казалась рядом с ним совсем крошечной: хрупкая, со светлыми волосами, светлыми глазами и, конечно, хорошенькая.

— А это кто? — спросил Лазарь, показав на темнокожую молодую женщину, еще один темный мазок в светлой гамме картины.

— Эвелина.

— Она кто?

Из папы приходилось вытягивать каждое слово клещами.

— Моя сестра.

— Черт! — воскликнул вдруг Габен.

В последнем ряду на фотографии он рассмотрел молодого человека с белыми волосами, которого немного заслонял его сосед.

— Ты о чем? — хором спросили Спаситель и сын.

— Я? Да так. Кое-что вспомнил.

Похоже, каждый из этой троицы кое-что вспомнил. Спаситель — об анонимном письме, в котором его обвиняли в убийстве. Лазарь — о другом анонимном письме, смысла которого он не понял, а Габен — о парне, который шатался тут поблизости и которого он принял за сыщика: это был альбинос с фотографии, только на несколько лет старше. У каждого оказалось по кусочку от общего пазла, но они не выложили их на стол, затаились в молчании, храня про себя свои секреты. Телефонный звонок вывел их из ступора.

— Доктор Сент-Ив? Это мадам Рошто, вы меня знаете, я мама Поля.

— Конечно, конечно. Чем могу служить?

— Я хотела бы маленького…

— Маленького?

— Хомячка, — поспешно прибавила Луиза. — Маленького хомячка.

— Значит, вас интересует маленький…

Луиза затрепетала, представив себе улыбку, скользнувшую по лицу Сент-Ива.

— Да, мальчика. Говорят, с ними легче. Растить, приучать, то есть приручать, я имела в виду.

Луиза сама не знала, что говорит…

* * *

Следующая ночь. Спаситель где-то после полуночи закрыл очередной психологический трактат под названием «Как рассмешить параноика» и прокрался к себе в кабинет, где уложил спать Габена. Парень не слышал, как он вошел, — он лежал в наушниках и странствовал по просторам «World of Warcraft». Сент-Ив похлопал Габена по плечу.

— What?[20] — встрепенулся паренек.

— Теперь понятно, почему ты не спишь.

— Сегодня же суббота. И вообще, чего плохого? Ролевая игра. «Мир военного ремесла». Знаете?

— Еще как знаю. И знаю, как залипают в таких играх и перестают ходить в школу.

— Ну-у, скажете тоже! И вовсе не потому, — не согласился Габен, дернув плечом.

Взглянув со вздохом на экран, он с сожалением выключил ноутбук.

— Мне сегодня звонил твой директор и сказал, что ты вообще перестал ходить на занятия.

— Брехня. Я только на математику не хожу. Отстал, не догоняю.

— Ты вообще перестал посещать лицей, — строго повторил Сент-Ив, не расположенный разводить демагогию.

— Вообще, не вообще — какая разница?

— Большая разница: переедешь в интернат, и там учителя будут с тобой разбираться.