Портрет с одной неизвестной - Мария Очаковская

– А что, высоточка-то сегодня будет! – с удовольствием констатирует Жанна. Минутные сборы и… она уже где-то там, далеко, на аэродроме, среди таких же увлеченных, свободно парящих в облаках.

Расстались они так же легко и быстро. Ни сцен, ни ссор, ни взаимных претензий.

– Ты милый, но скучный, – произнесла с грустной улыбкой Жанка и устремилась навстречу новой мечте, забрав два рюкзака со снаряжением и фотоаппаратурой, а Павел остался сидеть у своего мольберта.

Влюбиться с тех пор у Павла не получалось, а иначе зачем нужны серьезные отношения, о которых ему твердила Юлька. А еще он боялся, боялся разочарований и потерь. Слишком часто в своей жизни он терял тех, кого любил, к кому был привязан. И вот сейчас с Лизой, ощутив вновь это хрупкое долгожданное счастье, он опять почувствовал страх…

«А что на Лизе было надето утром? – судорожно пытался сообразить Павел. – Вроде бы белый верх, темный низ».

На улице быстро темнело. Оно и понятно, конец августа. У единственного работающего магазинчика загорелся фонарь. Под ним, с комфортом устроившись и разложив на приступочке пластиковые стаканы и нехитрую закуску, выпивала хрестоматийная троица. Вроде бы вполне себе мирная картина, но сердце опять кольнула тревога.

Купив с запасом сигарет, – в последние дни он много курил, пачки по две в день, – Павел задержался на крыльце магазина.

– Электричка давно была? – обратился он к отдыхающим.

– Да только что, пяти минут не прошло, – с охотой отозвался один из мужиков.

– А почему народу-то нет никого?

– Так откуда ж ему взяться, сегодня будний день, дачники-то все больше по выходным и на своих машинах ездят, – вступил в разговор второй.

– Мужики, а вы давно тут сидите? – спросил Павел и сразу сообразил, что спрашивать у них про Лизу бесполезно.

– А тебе-то что за дело? – недобро буркнул третий, стоявший на изготовку со стаканом. – Иди куда шел.

– Ты чего, Степаныч! Человек к тебе уважительно, – загудели двое других.

Павел решил не мешать процессу, спустился с крыльца и пошел к припаркованной на обочине машине. У самой обочины черной стеной вставала лесополоса, отделяющая дачный массив от железной дороги.

Он уже открыл дверцу и хотел сесть, когда откуда-то из-за деревьев, из черноты до него донеслись приглушенные звуки возни. Павел замер, прислушался и, напрягая зрение, внимательно всмотрелся в то место, откуда шел звук. Едва разглядев в темноте движущийся смутный силуэт, он сделал несколько шагов вперед, но тут же вернулся к машине за фонарем. Возня не прекращалась. Свет фонаря выхватил круг мокрой от росы травы, поваленное дерево, кусты. Звуки доносились оттуда. В кустах затрещало, и что-то мохнатое и большое бросилось прямо на него из темноты. От неожиданности Павел выронил фонарь и отступил назад. На обочину выскочила лохматая собака и, прибавив скорости, побежала прочь, держа что-то в зубах. Он быстро подобрал фонарь и стремглав бросился в лес к поваленному дереву. Луч фонаря скользнул по стволу и замер.

На траве лежал человек, уткнувшись лицом в землю… это была женщина… светлая блузка оказалась сильно запачкана грязью. Рядом валялись разодранный полиэтиленовый пакет и свертки с продуктами. Бум. Сердце Павла стукнуло и остановилось. Все. Не успел. Он закрыл глаза, потому что не мог смотреть на лежащее перед ним тело. Но руки сами потянулись к нему. Павел наклонился. Что же делать? Так. Надо отнести ее в машину, скорей, может, еще не поздно. Дрожащая рука коснулась тела. Оно оказалось еще теплым, то есть совсем теплым, можно сказать, даже горячим. Через мгновение тело шевельнулось, и, издав невнятный звук, перевернулось на спину, пахнув на Павла чудовищным многодневным перегаром. Губы на незнакомом лице причмокнули, растянулись в блаженной улыбке, обнажив нестройный ряд металлических зубов.

Звонок мобильного, эхом разнесшийся по лесу, заставил его вздрогнуть.

– Слушай, Паш, я так спешила, что забыла про сигареты. Купи мне, пожалуйста, моих ученических, тонких… если ты еще на станции. – Это была Лиза.

Из кабинета майора Торопко, где было тесно, душно и пахло потом, Милка вышла со страстным желанием его задушить. Вот мерзавец, все настроение испортил!

Вопросики у него еще такие подлые! Да кто он вообще такой, чтобы ее подозревать! Тоже мне, нашел воровку! «Кто может подтвердить, что в субботу утром вы находились у себя дома?» Мерзавец! Лучше бы помылся и рубашку свою вонючую постирал! Вопросы задает – а думать перед этим не обязательно? Больше без адвоката он ее не увидит и не услышит. И Лизке надо бы позвонить, рассказать, как ее друзей в милицейских застенках пытают. Нет, ну это не милиция, а полный беспредел! Все они оборотни в погонах, взяточники, мафия! Им бы только хватать невиновных, обвинять и расстреливать. Хватит! Не страна, а клоака! Больше этот сраный московский контракт подписывать не буду. Досижу до ноября, и баста. Всех денег все равно не заработаешь! И мама там одна…

Ее даже передернуло от воспоминаний о следователе. Идиот!

«Кому из знакомых вы рассказали о картине?» Да мало ли кому? Помочь подруге хотела, вот и рассказала. Я, конечно, понимаю, у Лизки украли портрет, пострадал несчастный Леня, но что же теперь всех близких подозревать? Все, с кем она говорила, – люди приличные, состоятельные. Бред какой-то! Представить себе, чтобы Любиш, технолог словенской строительной компании, или Младо, он вообще в совете директоров… полный бред!

Бледная, с горящими глазами, Милица стремительно подошла к машине и долго не могла попасть ключом в замок.

– В пичку матер! Еще сигареты у этого хрена забыла! – долго копаясь в сумке, со злостью сказала она вслух.

Потом покрутила в руках телефон, но звонить раздумала. В бардачке валялась бутылка минералки. Милка сделала глоток, вода была противной, теплой. Закрыла глаза и попробовала дышать, как советовал ей доктор. Какая все-таки парилка. Приборная панель осветилась и показала 28 градусов за бортом. А у нас ведь еще жарче.

Вспомнились цветущий дедовский сад перед домом, мама в кресле под деревом прячется от солнца, дядя Боэн со сливовицей – не сливовица, а нектар, Збишко на велике – надо же было такое имя парню дать… хотя целовался он все равно здорово. Им хорошо, они там все вместе. А она в этой вонючей душной Москве, не город, а муравейник. Все одна да одна. Тридцать пять лет – а что толку. Рольф приезжает редко, еще реже зовет к себе. Сидит спокойненько в своем Стокгольме. Да и на какой хрен ему сюда тащиться, все, что можно, он уже здесь заработал. А она… Тут Милица остановилась и решила больше о Рольфе не думать, чтобы окончательно не расстроиться.

В Москву возвращаться не хотелось. Сегодня день уже пропал. Может, Леньку проведать? Вот уж попал как кур в ощип, бедный голубенький. Он, должно быть, еще в больнице, а Лизка или на даче, или у него сидит. С работы Милица отпросилась. Переночую у нее, а завтра утром поеду прямо на работу. Заодно узнаю, как там ее новый роман. Вообще-то он действительно ничего, этот копиист…