Синеглазка для Грома - Виолетта Роман

Когда он отстранился, на губах мужчины играла довольная улыбка.

— А теперь, Синеглазка, ты сядешь рядом со мной. И я больше ни на метр тебя не отпущу, — произнес, обдавая кожу моих губ горячим дыханием.

А я снова подумала о том, что комбат постоянно берет нахрапом. Как и в прошлый раз, без объяснений и предупреждений сгребает в объятия и целует. Наглец!

— А Юля где? Помнится, ты сегодня днем с ней уходил, — цокнула, посмотрев на него с вызовом.

Он усмехнулся.

— Нельзя же быть такой недоверчивой, ей богу, — усмехнулся и притянул для нового поцелуя.

***

Несколькими часами ранее

Гром

— Юль, — я перехватил ее руки, отстранился. Она осталась стоять на месте, глядя на меня широко распахнутым глазами. Я никогда не хотел делать ей больно. Видит бог, она просто не оставила мне другого выбора.

— Ты не хочешь меня? Я… ты разлюбил меня, Гром? — она обняла себя за плечи, отойдя от меня на пару шагов. Ее подбородок дрожал, а глаза наполнялись влагой. Смотреть на ее боль — все равно что раны свои по швам раздирать. Но нам обоим будет лучше оставить позади наш незакрытый гештальт.

— Я всегда тебя любить буду, Донская. Ты родной мне человек. Ты жена моего брата.

Она нахмурилась, в глазах проскочила обида.

— Я сейчас говорю не об этом, Гром. И ты прекрасно понимаешь…

Юлька потянулась ко мне, схватив здоровой рукой за ворот футболки.

— Я говорю о другой любви. Сколько времен прошло с его смерти. Нужно жить дальше. Я хочу жить. С тобой, Гром…

Взял ее руку за запястье. Погладил по бархатной коже, отстраняя от себя.

— Я хотел с тобой быть, Юль. Жил только мыслями о тебе. Но потом ты стала женой Олега, понимаешь? И как бы я ни любил тебя, я никогда бы не стал предавать друга. Даже умершего. Ты его жена, для меня так останется навсегда. И сейчас я уже не свободен. Давай договоримся с тобой, что и дальше между нами останутся только дружеские родственные отношения.

Она скривилась. Словно я ей пощечину отвесил. Отошла от меня.

— Это она? Это твой писарь? Да? — прокричала со злостью. — Так вот, Игорь, она тебе не пара…

— Давай я сам решу, ладно? Ты решила тогда, а сейчас хочу решить я, Юль.

Я смотрел на нее и как никогда понимал, что давно уже не испытываю к ней тех чувств, что раньше. Все это время, убитый смертью друга, с грызущим душу чувством вины, я не давал себе расслабиться и осознать, что же именно чувствую к ней. А сейчас понимал. Юля давно для меня не любимая. Продолжал по инерции жить с этой мыслью. Продолжал оберегать ее, только не понимал что делаю это ради Олега, а не ради нее.

— Она сделает тебе больно, Гром. А я нет, — раздался ее тихий голос. — И я тебя всегда любила. Олег… он просто был более настойчив.

Я вышел из квартиры. Не хотел, позволять ей опускаться до неуважения к умершему мужу. Она сама не понимает, что говорит, действуя на эмоциях. Сейчас мне нужно было видеть Синеглазку. Я хотел быть только с ней. И сейчас осознал это так четко, что больше не было и толики сомнений.

— Ты чего довольная такая? — Женя окинула меня подозрительным взглядом.

— У нас проверка заезжает, все бегают как ненормальные, Гром на себя не похож, а ты с утра пораньше, ромашки с клумб собираешь.

— Еще и печенья ребятам напекла, — приподняла бумажный пакет в руке.

Женька закатила глаза.

— Ты точно ненормальная. Чем вы там с комбатом занимаетесь по ночам? Пусть поделиться секретом с моим Ванькой. Я тоже хочу быть такой счастливой — засмеялась она, приобняв меня за плечи.

— Чем мы занимаемся? Книги читаем, фильмы смотрим, гуляем, — пожала плечами, решив, что не хочу рассказывать о том, что еще и целуемся до потери сознания.

— Я тоже завтра буду счастливой. Сегодня Ванька возвращается. Надо будет устроить праздничный ужин на четверых, — мечтательно улыбнулась Сугробова. — Вот Сугробов то удивится, когда узнает, что вы с комбатом теперь парочка влюбленных.

Мы прощаемся с подругой. Я иду в казарму, оставляю в комнате отдыха на столе для ребят сладости. Слышу со стороны плаца звуки их шагов и строевую.

Гром уже в кабинете. Не знаю, как он умудряется вставать в такую рань, если учитывать, что мы с ним проводим время до поздней ночи.

Устроившись за столом, слышу голоса из его кабнета. Значит проверка уже на месте.

Решаю приготовить ему утренний чай. Пока завариваю напиток, дверь его кабинета открывается.

— Вита, доброе утро, — раздается за спиной его голос. Ну не Синеглазка, конечно, но и не Счастливцева уже.

— Да, товарищ комбат, — обернувшись, одариваю его улыбкой. Гром серьезен,

— Мне срочно нужен этот документ, — он протягивает мне листок, с написанным на нем регистрационным номером и датой. Секретка передавала его нам вчера. Постарайся, чтобы через пять минут он был на месте.

Оставив чай у него на столе, здороваюсь с комиссией. Их трое, помимо начальника полка. Но самое неприятное не это. В углу помещения восседает Донская. А этой что здесь нужно?

Принимаюсь за поиски документа. Перерываю все папки и все стопки, но нигде, ничего нет. Меня начинает пробивать озноб, когда и после пятого захода я ничего не нахожу.

Члены комиссии выходят из кабинета, спускаются вниз. Начальник полка уводит их куда-то. Я же иду сдаваться Грому.

— Товарищ комбат, я обыскала все, но у меня нет этого документа.

Гром поднимает на меня тяжелый взгляд. Он и так был хмурым, а сейчас так вообще чернее тучи.

— Виолетта, ты понимаешь насколько это серьезно? — взрывается Донская. Поднимается со своего места и подходит ко мне.

— Если мы не отправим ответ на него в Москву в течение часа, попадет весь батальон, и комбат в первую очередь.

Она швыряет на стол передо мной журнал входящей корреспонденции.

— Это твоя роспись? — спрашивает меня, одаривая пренебрежительным взглядом.

Я внимательно изучаю документ. Да, здесь стоит моя подпись о получении. Вспоминаю, что вчера утром забегала Женька, и я поставила подпись на документе. Тогда где он? Почему я не могу найти его на столе?

— Но… — я поднимаю глаза на Грома. Он напряжен. Не говорит мне ничего, видимо не желая расстраивать, но я сама понимаю, насколько все серьезно.

***

Я не знаю, на что больше злилась. На свою рассеянность? Или на Донскую, с высокомерным лицом прошествующую в след за Громом из его кабинета? Или за то, что комбат взял ее с собой на показные стрельбы для комиссии, оставив меня без помощи, в полной растерянности. Над головой словно дамоклов меч повисла угроза увольнения.