Дом потерянных душ - Ф. Дж. Коттэм

Ему было не по себе. Он чувствовал, что совершает если не святотатство, то что-то вроде духовного насилия. Он решил, что это все отголоски католического воспитания, полученного в детстве. И все же он посягнул на интимный мир Пандоры, запертый тут, в сундуке, и защищенный от посторонних глаз ее самоубийством. Одна из стопок одежды вдруг развалилась и устлала пол блестящим покрывалом из расшитого бисером ветхого атласа.

Обитатель угла за картинами продолжал тихонько грызть рамы и холст.

На дне сундука лежали более тяжелые и массивные вещи. Среди них потускневший серебряный портсигар и театральный бинокль в сафьяновом футляре. Там же Пол обнаружил смятую женскую шляпу и две пары туфель с полуистертым, но еще различимым тисненым французским названием внутри. Ситон не узнал марку. Ведь столько старых фирм разорилось вместе с падением Франции! И все же туфли были сшиты безукоризненно. Имелась там и оловянная фляжка для бренди, тоже изрядно потускневшая. Сбоку на ней была выгравирована голова собаки, по всей видимости спаниеля. В бархатном чехле Ситон нашел авторучку фирмы «Кросс». На золоченом зажиме стояли инициалы Пандоры. Рядом лежал черепаховый мундштук, заляпанный смолой. И наконец, на дне Пол наткнулся на россыпь монет — французских франков и сантимов. Исключение составляли английский шиллинг и двенадцатигранный трехпенсовик.

Аккуратно укладывая в сундук вещи в прежнем порядке, Пол задался вопросом: чем он, собственно, здесь занимается? Самоубийцы вроде бы не слишком озабочены вопросами наследства? Человек, одержимый маниакальным желанием лишить себя жизни, по определению, не должен придавать особого значения собственному существованию. Станет ли самоубийца ломать голову над тем, кому завещать свои ценности? Жестокая правда говорила, что нет. Следовательно, на вопрос о том, что он здесь делает, можно честно ответить: тратит понапрасну время, вторгается в чужую, давно ушедшую личную жизнь, роясь на ее пепелище. Пора было немедленно заканчивать.

Ситон покачал головой и глубоко вдохнул пыльный воздух. Он потянулся за крышкой сундука, чтобы наконец-то закрыть ее, и уже практически опустил на место, но неожиданно застыл на полпути и вновь резко отбросил крышку. Затем он опять склонился над кипами белья и принялся ощупывать внутренние поверхности стенок. Вот так он и обнаружил под тканой обивкой, чуть ниже замочной скважины, небольшое уплотнение.

«Вот это уже кое-что», — подумал Ситон.

Его пальцы нащупали что-то плоское, твердое, размером примерно семь на пять дюймов и на добрый дюйм выступавшее из-под обивки. Ситон присел на корточки и собрался с мыслями. Затем он осторожно, стараясь не шуметь, снова вынул все из сундука. Он поднял изрядно полегчавший сундук и развернул его так, чтобы свет падал именно внутрь. Обивка была выцветшей, износившейся, так что по краям даже просвечивала насквозь. Тем не менее она все же оставалась целой. Значит, что бы там ни хранилось за ней, оно пролежало в сундуке очень и очень долго.

Пол вытер внезапно вспотевший лоб. Минуту назад он был уже готов сдаться, и лишь узкая щель между крышкой и сундуком отделяла его от решения закрыть Пандору с ее тайнами на замок. Теперь уже навсегда. Но он вовсе не собирался отступать. Ни за что. Захлопнуть крышку сундука означало лишь красивый жест и не более. А еще дань здравому смыслу и приличию. Но жесты жестами, и все же сдаться он не может, пока остается хоть капля надежды. Интуиция подсказывала ему, что надежда есть. Его вдруг охватило странное чувство. Словно его понес стремительный поток. Если бы Пола спросили, то он ответил бы, что это предчувствие открытия. Но сейчас, в духоте пыльного чердака, он переживал самый настоящий триумф.

Вдруг до него донеслись звуки музыки. Это двумя этажами ниже Себастьян Гибсон-Гор заиграл на пианино. Зубастый сосед Ситона по чердаку тотчас же отреагировал на шум: в углу за картинами послышалась какая-то возня. Полу даже показалось, что по живописным холстам пробежала рябь. Затем все стихло. Очевидно, грызун убежал Ситон узнал музыкальную тему «Скажи мне, кто теперь ее целует». Ощупывая находку, спрятанную за обивкой сундука, Пол удивился деликатности хозяина, выбравшего такой цивилизованный метод борьбы с грызунами.

От полной абсурдности этой мысли Ситон чуть было не расхохотался в голос. Разве может человек, покушающийся на чужое имущество, думать о таких глупостях! Пол даже принялся мурлыкать себе под нос бодрую мелодию, но тут же сбился. Ему мешали меланхолические звуки фортепиано Гибсон-Гора.

Прореха в ветхой обивке увеличивалась, словно судорожно разинутый рот астматика. И скоро в руках Ситона оказался плоский пакет, тщательно обернутый клеенкой и перевязанный шпагатом. Пол приподнял сзади полу пиджака, начал вытаскивать рубашку из брюк и вдруг почувствовал, как по спине пробежала липкая струйка пота он осознал всю чудовищность своего преступления. Он заправил рубашку в брюки поверх пакета, прижав его ремнем. Затем Ситон закрыл сундук, запер его на ключ и развернул замком к стене, а петлями к себе, словно эта детская уловка могла скрыть хищение. Но с другой стороны, на каком основании можно обвинить его в краже вещи, о существовании которой никто даже и не подозревал?

Пол вернул сундук в прежнее положение, вытер руки о штаны и отдышался. Затем застегнул пиджак. Нет, в такую жару это будет выглядеть глупо. Пришлось снова расстегнуть. Прежняя мелодия плавно сменилась другой: «I Get a Kick Out of You». Свет на чердаке незаметно померк. Гибсон-Гор, оказывается, неплохой пианист.

«Это, должно быть, талант. Дар Божий», — подумал Ситон.

Не в характере хозяина было упражняться с утра до вечера. Пол взглянул на часы: он пробыл на чердаке не более пятнадцати минут. Ситон осторожно спустился по лестнице, тихонько прикрыв над головой люк.

В четверть седьмого Гибсон-Гор попрощался с Полом. Попрощался сердечно и чуть ли не с извиняющимся видом оттого, что визит гостя оказался не совсем удачным. Гор, впрочем, позволил себе намекнуть, что Ситон по наивности слишком многого ждал.

— История — менее выгодное поприще, чем журналистика Так-то, мой мальчик. Источники информации в ней лежат далеко за пределами телефонной книги. Судя по всему, моя покойная кузина тоже была вне пределов досягаемости. Уклончивость определяла и характер, и все поступки Пандоры, — пожал плечами Гор.

Они обменялись рукопожатием Так они закончили эпизод, который, как полагал Ситон, был для Себастьяна Гибсон-Гора забавной, но незапоминающейся интерлюдией.

Теперь нужно было разыскать телефонную будку. Пол должен был быть дома уже полчаса назад. Пока он доберется домой, опоздание составит больше часа. Конечно, Люсинда не станет от волнения рвать на себе волосы. Возможно, она и сама задержится в школе искусств. Но предупредить ее звонком все-таки следовало.

Будка стояла на перекрестке, наискосок от газетной лавки — храма футбольного клуба «Челси», — в которую Ситон наведывался не далее как утром. Набрав номер и прижав к уху трубку, Пол искал в кармане мелочь и рассеянно рассматривал пеструю от газет витрину. Наконец он нащупал десятипенсовик и тут увидел силуэт хозяина лавки, застывший за витринным стеклом.