Психология зла - Джулия Шоу

Несмотря на это, я все еще надеюсь, что наш мир продолжит стремиться к большей безопасности и принятию для всех. Да, некоторые страны ужесточают меры, но в основном весь мир становится более открытым к гомосексуальности. Эта открытость вкупе с научными фактами принесет больше понимания человеческой сексуальности новому поколению[167].

Вопрос, безусловно, сложный. Не только для геев, но и для гомофобов. В эксперименте 1996 года исследователь Генри Адамс и коллеги попросили 64 мужчин заполнить опросник, чтобы выявить, насколько те гомофобны[168]. Затем, после определения уровня гомофобии у этих мужчин, ученые провели плетизмографию их половых членов — в ходе этого исследования измеряется обхват члена и эти показания используются как индикатор сексуального возбуждения. По сути, он фиксирует набухание члена. Затем мужчинам показали откровенно сексуальные видео с гетеросексуальными и гомосексуальными партнерами (женщинами и мужчинами).

Было обнаружено, что «только гомофобные мужчины отозвались усилением эрекции в ответ на гомосексуальные стимулы». В результате исследователи заключили, что «гомофобия очевидно связана с гомосексуальным возбуждением, которое гомофобный человек либо не осознаёт, либо отрицает». Это может по крайней мере частично объяснить отвращение к гомосексуальным людям, ведь гомофобы могут бояться, что геи испортят их или соблазнят. Порой мы опасаемся того, что идет вразрез с нашей религией или культурой, или просто того, что мы недостаточно исследовали в себе.

Но, если мы изучим данные идеи и обнаружим, что не гетеронормативны, может оказаться, что нам очень трудно это принять.

На протяжении десяти лет своей преподавательской практики я наблюдала множество случаев сексуального прозрения и самораскрытия среди студентов. Эти прозрения зачастую случаются, когда впервые поднимается тема сексуальности и сексуальных отклонений. Подобная беседа, как я боюсь, у многих людей никогда не произойдет. Я видела, как студенты узнают о полиамории и тут же идентифицируют свою сексуальность с ней. Я видела, как люди впервые определяют себя как геев. У меня был студент, признавший, что он асексуален. Была студентка, которая стала интересоваться бисексуальностью, хотя это шло вразрез с ее религией. Наша сексуальность важна для нас, но, пока мы не окажемся в среде, поддерживающей открытое обсуждение, нам трудно раскрывать свои негетеросексуальные наклонности.

В 1994 году психиатр Гленн Вегнер разработал инструмент для измерения внутренней гомофобии, чтобы показать, насколько гомосексуальные люди принимают свою сексуальность[169]. В опросник входят такие пункты, как «Я бы хотел быть гетеросексуалом», «Когда я много думаю о том, что я гей, мне становится грустно» и «Если бы существовала таблетка, которая поменяла бы мою сексуальную ориентацию, я бы ее принял». Высокие баллы, приписываемые такого рода утверждениям, показывают недостаток принятия своей сексуальности и связаны с ухудшением психического здоровья.

Недавно были проведены и другие исследования на эту тему. Например, по данным работы 2017 года Константина Цкхая и Николаса Рула, мужчины, которые набирали высокий балл по шкале оценки внутренней гомофобии, также были менее склонны раскрывать свою сексуальную ориентацию окружающим и старались выглядеть стереотипно маскулинными[170]. Это предполагает намеренное сокрытие качеств, указывающих на их истинную ориентацию, ведь имидж гея может считаться неприемлемым в обществе.

Гетеросексуальная самопрезентация делает их невидимыми для гомосексуальных мужчин — и в этом вся суть. Они хотят, чтобы мы не задавались вопросом об их сексуальности. Они хотят, чтобы мы говорили: «Он выглядит мужественно, конечно, он традиционной ориентации». Этот опыт, возможно, схож с лесбийским, когда женщины стремятся выглядеть феминно, или с опытом любого другого человека, который выглядит гетеронормативно, но таковым не является.

Раскрываться очень трудно даже в обществе, утверждающем, что оно принимает людей ЛГБТКИАПП+. Я агитатор ЛГБТКИАПП+-сообщества, но мне редко бывает комфортно говорить о собственной сексуальности. При этом я выгляжу совершенно гетеронормативно, и моя сексуальность никогда не ставилась под вопрос. «Она кажется женственной, конечно, она традиционной ориентации».

Я из тех людей, которых фетишизируют в гетеросексуальном сообществе, но я также не вполне принадлежу к квирам. По моему личному опыту, и как пишут исследователи, которые это изучают, Милэн Алари и Стефани Годэ, про таких, как я, часто говорят, что наша ориентация — «это временно», будто мы «хотим всего и сразу» или даже что мы «делаем это, чтобы привлечь внимание мужчин»[171]. Я считаю себя частью практически невидимой группы. Гетеросексуалы считают мою сексуальную ориентацию хуже гомосексуальной, а гомосексуалы — хуже гетеросексуальной[172].

И знаете что? К черту невидимость.

Я бисексуальна.

Большинство людей не знают этого обо мне. Я десятилетиями была би-невидимкой и потому, возможно, непреднамеренно внесла вклад в стирание бисексуалов. Би-стирание — это отвержение бисексуальности как действительной формы сексуальности. По словам Алари и Годэ, «бисексуальность как полноправная пожизненная идентичность и стиль жизни часто забывается или отрицается как одна из разновидностей». Ученые обнаружили антибисексуальные заявления и идеи даже среди молодых людей, которые принимали гомосексуальность. В исследовании дискурса молодых взрослых о бисексуальности они обнаружили, что «участники делают бисексуальность невидимой, тем самым непреднамеренно поддерживая бинарность пола». Авторы утверждают, что так же, как общество обычно учит нас, что мы можем быть либо женщиной, либо мужчиной, оно учит нас, что мы можем быть либо гомо, либо гетеро. Мы не должны комбинировать.