Новая Афи - Пис Аджо Медие

– Будешь противиться тетушке?

– Никому я не противлюсь. Я лишь говорю, что не вернусь в квартиру, пока другая женщина занимает мой супружеский дом, спит в моей супружеской постели с моим мужем. Я никуда не поеду.

Мама с такой силой оттолкнула от себя тарелку, что та проехалась через весь стол и с грохотом упала на пол, расплескав повсюду жирную подливу. Мы обе вздрогнули.

– Что ты такое говоришь? Чепуха! Поедешь как миленькая!

Я встала.

– Не поеду ни сегодня, ни завтра. Если Эли хочет меня вернуть, пусть сам приезжает и забирает в наш дом!

Я ударила ладонью по столу, отчего моя эмалированная тарелка подпрыгнула.

– Боже, что ты такое несешь?!

– Я говорю…

– Я слышала, глупая девчонка! Ты совсем рехнулась?

– Рехнулась, потому что хочу жить со своим мужем?

– Потому что говоришь, как сумасшедшая! Ты ждешь, что Эликем Ганьо явится сюда и будет умолять тебя вернуться домой? Совсем забыла, кто ты такая, забыла свое место? Забыла, как сидела на этом самом стуле за старой швейной машинкой, молясь, чтобы кто-нибудь принес тебе одежду для починки и заплатил несколько монет? Забыла, как мы стояли на этой самой веранде в ожидании водителя от тетушки с мешочком риса и курицей, чтобы немного поесть, чтобы не пришлось ходить по домам с протянутой рукой? Ты обо всем этом забыла и плюнула тетушке в лицо! Решила опозорить меня перед женщиной, которая так много для нас сделала, опозорить меня перед всем честным народом! Разве после такого я посмею показаться людям на глаза, Афи? А? Посмею ходить на работу, как ни в чем не бывало, в церковь, на собрания «Женской гильдии»? Скажи, Афи, где мне укрыться от такого позора?

Она уже рыдала – тоже весьма ожидаемая реакция.

– Ма…

– Что ты мне мамкаешь?! Значит, знаешь, что я твоя мать, но слушать не желаешь? При этом слушаешь людей, которые хотят тебя запутать, запудрить мозги, разрушить твою жизнь!

– Каких людей я слушаю?

– Эту Эвелин, которая тоже забыла свое место!

– Откуда тебе известно про Эвелин? Она не советовала мне уезжать, наоборот, уговаривала остаться.

– Вранье! Тетушка говорит, что именно она тебя надоумила! Разве ты не понимаешь, что она тебе завидует? Женщина за тридцать, без семьи… Разумеется, она будет советовать тебе уйти от мужа! Она мечтает обо всем том, что есть у тебя, а ты из-за своей глупости ничего не замечаешь!

– Никто мне не советовал уходить, мама. Почему ты меня не слушаешь?

– Чепуха! С чего я должна тебя слушать? Разве ты моя мать? Ты меня вырастила, выкормила?

Она развязала одну из тканей на талии и промокнула ею глаза. На ее правой руке блестело жирное пятно пальмового масла.

– Афи, я твоя мать и не сделаю тебе плохого. Зачем мне разрушать единственное, что у меня есть на этом свете?

– Знаю, ма. Я знаю, что ты хочешь для меня лучшего.

– Тогда почему не слушаешься?

– Потому что я люблю Эли. Жизнь в той квартире без него убивает! Меня гложут мучительные мысли о том, что, пока я лежу одна в огромной постели, он спит с другой женщиной. Иногда мне кажется… кажется, что я не могу дышать, что задохнусь от печали и умру в одиночестве в той постели. Такая жизнь невыносима!

Теперь слезы катились и по моим щекам. Я опустилась на диван и уронила подбородок на ладони. Мама присела рядом и вытерла мне лицо краем своей ткани.

– Я знаю, как тебе нелегко. Поверь, знаю. Но это не навсегда.

– С чего ты взяла, ма? Уже почти год прошел, и ничего не изменилось. Если сейчас ничего не предпринять, я застряну в той квартире навечно. Я должна бороться за то, чего хочу, и за то, что мне принадлежит.

– Афи, даже если он с другой женщиной, это еще не трагедия. У какого мужчины нет другой на стороне? Даже у дяди Пайеса, этого бесполезного старика, есть девушка вдобавок к многочисленным женам.

– Тут все иначе. Именно девушке полагается жить в квартире и видеть мужчину раз в неделю, а не жене. Ма, я не вернусь к той жизни. Нет. Скажи тете, что я никуда не поеду.

– Афи, и как же мне сообщить ей эту новость?

Немного позже позвонил Эли: мать рассказала ему о моем переезде в Хо.

– Возвращайся, и мы обсудим… этот вопрос.

– Я устала от обсуждений.

– То есть?

– Я не вернусь в квартиру. Наш сын не будет там жить. Я вернусь, только чтобы жить вместе с тобой в нашем доме. И ты должен сам за мной приехать.

Он повесил трубку. Пути назад больше не было.

Вечером мама поставила в ванной табурет, чтобы я могла искупаться сидя, а не нагибалась по сто раз за водой в ведре. Она также предложила мне свою кровать с новым матрасом, а сама ушла в мою комнату. Утомленная, я не стала с ней спорить. Однако сон все не шел. В тишине жужжание вентилятора казалось слишком громким, а хлопчатобумажная ночная рубашка вскоре промокла от пота. Когда наконец получалось задремать, меня будили шаги и голоса людей, проходящих мимо окна. Всего этого мне не хватало в первые дни в Аккре, а теперь я мечтала о прохладе и тишине своей квартиры. И как мне здесь выжить?

Менса вернулся на следующее утро, около семи. Когда мама меня позвала, я поспешила накинуть поверх ночной рубашки ткань, но забыла надеть тапочки, привыкнув ходить босиком по мягкому ковру в «Королевском дворе». Бетон веранды под ногами был ледяным. В воздухе еще висел легкий туман, а соседская девочка-подросток в школьной форме торопливо подметала под миндальным деревом, чтобы успеть искупаться и не опоздать на уроки. Ее метла из пальмовых листьев подняла облако пыли, усугублявшее туман.

– Тетушка велела отвезти тебя в Аккру, – доложил Менса. Я заметила изменения в его обращении ко мне – уже не такой вежливый. Похоже, вчера он обо мне наслушался и теперь смотрел совсем другими глазами.

– Передай тетушке, что я не могу уехать.

– Не можешь? – повторил он и разинул рот от удивления. Вряд ли при нем хоть кто-то смел отказывать тетушке.

Я покачала головой.

– А когда сможешь? – оправившись, спросил Менса.

– Я жду, когда за мной приедет муж.

– Значит, передать тетушке, что ты не поедешь? Что ждешь мужа?

– Именно.

Он удалился, бросив на меня такой холодный взгляд, словно хотел превратить в кусок льда.

Когда я вернулась в дом, мама сидела за обеденным столом. К счастью, она не произнесла ни слова, однако этого и не требовалось: выражение ее лица говорило достаточно. В обычный день она бы уже оделась и вышла из дома, но сегодня медлила: взбила тонкие подушки на стульях в гостиной, подмела и вытерла пыль, а затем решила помыть полы, хотя, как правило, занималась этим по выходным. Только потом мама зачерпнула ведро воды из бочки на кухне и отнесла в ванную для купания. Я сидела в гостиной, когда она наконец появилась из своей спальни, готовая идти на работу.