Наследство Пенмаров - Сьюзан Ховач

— Страдания очень хороши для хрупких молодых барышень, — ядовито заметила она, — у них для этого есть время, досуг и деньги. Тебе же повезло меньше, и пора бы это понять. Надо же, только о себе и думает, — ворчала Гризельда. — В точности как ее мать. Только о себе и думает.

Она прекрасно знала, что я терпеть не могу, когда меня сравнивают с матерью. Сильное раздражение и желание доказать ее неправоту заставили меня взять себя в руки и попытаться снова заняться каждодневной работой.

К воскресенью, последовавшему за похоронами Лоренса, мне удалось притупить боль, но мысль о том, что надо будет пройти мимо его свежей могилы, наполняла меня страхом. Поэтому, когда Гризельда поковыляла через пустоши на утреннюю службу, я с ней не пошла. Вместо этого я расположилась в гостиной и вновь в отчаянии уставилась в счета. Денег едва хватало, чтобы дотянуть до начала нового года. А потом… Глаза опять защипало от слез, когда я посмотрела на список одолженных мне Лоренсом денег. Он настоял, чтобы некоторые суммы я рассматривала как подарки, но остальные я намеревалась как-нибудь отдать. Мне придется продать ферму Джареду, и все будет потеряно.

Перед глазами у меня поплыло. Я уже была готова сдаться и зарыдать от унижения и отчаяния, когда послышался громкий стук в заднюю дверь.

Я вскочила.

Если это опять Джаред пришел приставать, чтобы я продала ему дом, подумала я с яростью, то я плюну ему в лицо.

Утерев слезы, я отправилась к двери и распахнула ее решительным, сердитым жестом. Но это был не Джаред.

Передо мной стоял Марк Касталлак.

Генрих, в отличие от своего отца, никогда не считался красивым, но его юношеская свежесть завоевала сердце Элеанор.

Джон Т. Эпплбай. «Генрих II»

Она, в свою очередь, нуждалась в защитнике… и нашла его в Генрихе Анжуйском.

У.Л. Уоррен. «Иоанн Безземельный»

1

— Доброе утро, — сказал он.

Я уставилась на него пустым взглядом.

Наконец ответила: «Доброе утро», — и голос мой показался мне холодным и недружелюбным.

Наступило молчание. Я не знала, что сказать. Мы стояли, глядя друг на друга. Тогда он спросил:

— Можно войти?

Я открыла ему дверь, и он вошел на кухню.

— Простите, — сказал он, — если я пришел в неподходящее время, но я увидел, что вас не было на утренней службе, и ухватился за возможность поговорить с вами наедине.

— Ничего страшного.

Опять повисло молчание. Я хотела сказать: «Я с сожалением узнала о смерти вашего отца», — но слова не шли с языка.

Молчание уже становилось невыносимым, когда он непринужденно, словно это было совершенно естественно, произнес:

— Я пришел выразить вам свои соболезнования.

Несколько секунд я не видела ничего, совсем ничего, кроме его раскосых, темных, внимательных глаз, а когда наконец снова смогла ровно дышать и шок превратился просто в боль где-то далеко в горле, я осознала, что мир вокруг существует: куры кудахтали во дворе за открытым окном, птицы пели на карнизе, огонь потрескивал в кухонной плите напротив нас. Во рту у меня пересохло. Наконец мне удалось вежливо выговорить:

— Вы очень добры.

Больше я ничего не сказала. Я думала о Лоренсе, и было уже неважно, много ли знает этот мальчик, потому что мне все было безразлично, все, кроме того, что я больше никогда не увижу Лоренса.

— Может быть, поговорим в гостиной?

— Да. Пожалуйста.

Мы стояли в холле, который тогда располагался в передней части дома. Я больше не могла на него смотреть. Мои глаза застилали слезы.

В зеркало я увидела, что он сел за стол, словно ожидая, что ему принесут бокал вина: руки засунуты в карманы, стул накренен так, чтобы можно было тихонько раскачиваться на нем взад-вперед. Его небрежное поведение так меня задело, что я почувствовала злость. Это ослабило горе; через секунду слезы высохли, и я смогла взять себя в руки.

— Зачем вы пришли? — коротко спросила я. — Полагаю, не только за тем, чтобы выразить соболезнования, но если это не так, то прошу меня извинить. Сегодня утром я слишком плохо себя чувствую, чтобы принимать посетителей.

Он не сказал, как ему жаль, что я плохо себя чувствую. Может быть, он догадался, что мое недомогание происходило от горя. А может быть, не поверил в само недомогание.

— Вы не сядете, миссис Рослин? — спросил он ленивым, спокойным голосом, покачиваясь на стуле. — Мне неловко сидеть, когда вы стоите. Конечно, с моей стороны было невежливо садиться без приглашения, и я приношу свои извинения. У меня не было намерения вести себя по отношению к вам так, словно вы не почтенная вдова, за которую себя выдавали.

— Мистер Касталлак…

— Прошу вас, — сказал он, резко вставая и придвигая мне стул, как джентльмен для леди, — прошу вас, садитесь и простите мне мои дурные манеры.

Я послушно села. Он сел напротив меня. Нас разделял стол, а за окном ветви шиповника скреблись о раму, покачиваемые легким ветерком.

— Как дела на ферме? — вежливо осведомился он. — Надеюсь, у вас все в порядке.

— Спасибо, все в порядке.

— Очень рад слышать. Знаете, отец о вас беспокоился. Его последними словами была забота о вашем благополучии.

Я не могла говорить. Я смотрела себе на руки и вспоминала голос Лоренса, который так любила: «Ты больше не будешь ни в чем нуждаться, обещаю. Тебе больше не придется думать о деньгах».

— Если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится, — сказал Марк Касталлак, — я уверен, что это можно будет устроить.

Я подняла на него взгляд. Черные глаза смотрели на меня без выражения. Уголки жесткого мужского рта чуть кривились в усмешке. Отворачиваясь от него, я увидела, что его рука скользнула в карман и он достал пять соверенов. Золото тускло заблестело в ярком утреннем свете.

— Вам, должно быть, предстоит много расходов, — проговорил он, аккуратно, мелкими, точными движениями складывая монеты в стопку на столе перед собой, — а ведь нет ничего более скучного, чем отсутствие достаточного количества денег для комфортной жизни.

Он откашлялся, взял один соверен и начал его разглядывать. Я наблюдала за ним, не в силах оторваться. Я думала, что он полностью поглощен разглядыванием монеты, когда вдруг он посмотрел на меня, и наши взгляды встретились.

Я встала и отошла к камину.

Монеты звякнули. В зеркале над камином я видела, что он складывает монеты обратно в карман.

— Помните, — повторил он, — если вам понадобится помощь, нужно только обратиться ко мне, и я сделаю все возможное, чтобы оказать вам содействие.

Я быстро, слишком быстро, сказала, мысли кружились в голове: