Только правда и ничего кроме вымысла - Джим Керри

class="p1">Цифровая женщина всегда говорила только от первого лица в единственном числе. С чего бы вдруг этот переход ко множественному? Откуда ей знать про другие дома? Неужели эти полуразумные системы безопасности рассказывают друг другу секреты знаменитостей? Керри встал, хрустнув коленями, накинул халат и зашагал по коридору. Ротвейлеры трусили рядом, в окнах плясали алые блики. Выглянув наружу, Керри убедился, что ущелье горит: пламя вздымалось на шесть, девять метров, дьявольский ветер рассыпал на лужайке во дворе горящие угольки.

Керри открыл дверь.

Кожу обдало потоком жара, занавески задергались, как музыканты на сцене. Керри вышел во внутренний дворик. Мир как будто превратился в парную. Керри подавился жгучим воздухом, натянул футболку на рот и нос и опустился в шезлонг из кедра. Пожар впервые подошел так близко. Особняк олигарха скрылся в огне, жадно глотавшем кислород у подножия, и извергал огненные фонтаны. Тракторы и буровые установки, изводившие Керри по утрам, плевались пламенем. Мобильная связь пропала, но Ави Аялон написал СМС, что эвакуировал Джейн и Джексона из Лорел-Каньона и что полиция и пожарные перекрыли дороги в Брентвуд; Ави советовал взять «Рендж-Ровер» и двигаться на север, где они встретятся.

«Передай Джейн, что я ее люблю», – ответил Керри, но сообщение не ушло.

Внизу, у русского дворца, бензовоз встретился с пламенем, его шины лопнули за секунду до взрыва бензобака, выбившего стекла на северо-восточной стене особняка.

– Как красиво! – завороженно прошептал Керри.

Не следует вмешиваться в природу, нужно убрать бельмо на ее глазу, очистить землю и вернуть ее диким тварям.

С северной стороны исходило бледно-абрикосовое сияние, в округе полыхали гигантские костры, безупречно отрендеренные. Из какого-то пылающего дома доносилась музыка. Арпеджированные аккорды наполняли ночь скорбным величием; звуки напоминали партитуру Филипа Гласса. Последнее, что запомнил Керри, – геодезический купол в пустыне, где он готовился к цифровому сну. Вдруг Винк и Эл погрузили его в фильм-катастрофу? Реально ли происходящее? Керри разблокировал айфон и открыл Twitter: лента новостей пестрела сообщениями о бедствии.

Пожары вышли из-под контроля.

Пламя локализовано только на пяти процентах территории.

Новый тренд #FireSelfie набирал обороты. Люди пытались перещеголять друг друга, запечатлев свои наадреналиненные физиономии в непосредственной близости от огня. Они рисковали, многие исчезали в дыму, и все это ради совершенно незнакомых людей.

Восточный ветер бушевал, раздувая огонь в центральном ущелье до восемнадцати метров. Тлеющие угли летели через лужайку над домом Керри. Пепел покрыл его руки. Керри посмотрел на свое отражение в стеклянных дверях. Пепельные хлопья припорошили волосы и плечи, и казалось, что за стеклом стоит его состарившаяся версия – Джим, седой от времени. Он усмехнулся, представив, как ветер, перемешанный с пылью, уносит его вдаль. Он спокоен, он владеет собой, он бесстрастный, почти как буддист. Смерть, где твое жало после работы над ролью Мао, глубокого погружения в исторически сомнительные, но все же ужасающие документальные фильмы? Более того, Керри пережил извержение Везувия.

Увы, все не так.

От безмятежности не осталось и следа, когда из огненной тучи выскочила пума и, обнажив клыки, пятиметровыми прыжками устремилась к Керри. Внутренняя гармония растворилась в крике. Оскалив пасти, Иофиилы бросились на защиту, сплелись в клубок из когтей и мускулов, как вдруг огненный смерч вырвался из гигантского русского дома и двинулся к особняку «Колибри».

– Шув! – крикнул Керри.

Собаки не реагировали.

– Шув! – повторил он, но ротвейлеры не слышали, сомкнув на шее пумы стальные челюсти.

Даже предсмертные конвульсии большой кошки не заставили их ослабить хватку.

В отчаянии Керри отдал единственную команду, способную перепрограммировать инстинкты:

– Ахава!

«Любовь» на иврите.

Сработало.

В животных, как и в человеке, закодирована память о материнской любви.

Иофиилы бросили раненую кошку и помчались к большому дому, но огненный смерч набирал скорость. Он догнал их на полпути.

Керри забежал внутрь. Первая мысль о себе, вторая – о своей уникальной коллекции. Его «Пикассо», одна из картин гитарной серии, культовая работа кубизма, представленная на Арсенальной выставке в 1915 году. И «Вспышка в Неаполе» Баскии. Великолепный «Аллиум» Хокни.

«Нужно спасти состояние», – пронеслось в голове, и оговорка по Фрейду удивила и даже шокировала Керри.

Состояние? Неужели это то, ради чего он работал? Керри подправил мысль, наделив ее более благородной мотивацией: нужно спасти культурное достояние.

Но сам себе не поверил. Первый вариант звучал убедительнее.

Домашняя студия включила «Похоронный марш Зигфрида» из «Гибели богов». Таким образом система безопасности, чувствуя, как плавятся ее пластиковые детали, решила попрощаться. Медные духовые и струнные набирали мощь, и Керри вспомнил про свое сокровище, ценность которого превышала все остальное: трость Чарли Чаплина, которую он приобрел на аукционе в 1995 году, получив гонорар за «Бэтмена навсегда».

Трость стала его талисманом, доказательством, что он наконец-то пробился, грела ему душу.

Чаплин был для Керри намного больше, чем ярким впечатлением, он был его учителем. Он показал, что любую обыденность – поцелуй или булочки – можно преобразить, наполнить волшебством. Чарли Чаплин умел превращать гусениц в бабочек. Он не бежал от правды, а показывал жизнь такой, как она есть, высмеивал ее. Он катался на роликах с завязанными глазами по пустоте, как планета, которая кружит над черной дырой. Он снял фильм про рабочего на заводе, которого засосал станок, пропустил через винтики и шестеренки, он критиковал эпоху, которая превращала людей в вещи. Чарли Чаплин сражался с жестоким миром… чем? Не шпагой, не пистолетом. Тростью. Изящная жестикуляция, жезл маэстро. И в этот момент Джим Керри хотел спасти только ее, трость Чаплина, – пусть простят Хокни, Пикассо или Баския.

Керри вбежал в гостиную, не обращая внимания на обжигающий зной, схватил хрупкий предмет с люцитовой подставки, прижал к груди и направился к выходу. В этот же момент самая высокая плачущая ива со страшным грохотом проломила крышу. Опорные балки рухнули, и Джим Керри застрял в ловушке между опрокинутым стеклянным столом и гнездом из горящих ветвей.

Он крепко прижимал к себе трость. Он еще верил в то, что выберется, выползет к своему джипу, надежно припаркованному на улице. Пламя разгоралось. Центральная система кондиционирования, настроенная на поддержание внутренней температуры в двадцать градусов, включила генератор и послала последний поток воздуха, превратив разрушенный дом в настоящий ад. Керри стал торговаться с мирозданием о своем спасении.

Он каялся и клялся. Он забудет про все мирские удовольствия. Он откажется от каких бы то ни было развлечений. Он сменит имя на Франциск или Симон Петр. И если мироздание захочет наделить его какой-нибудь способностью или даром, например исцеления больных или понимания птичьего языка, чем-то, что выделит его в новой сфере деятельности (а также, возможно, даст последователей – не нужно толпы, просто преданных поклонников), он покорится его воле. Конечно, он не смеет настаивать, но будет