Спаси нашего сына - Гузель Магдеева

— Садись, машина остыла.

Мы выезжаем за шлагбаум, и только когда несколько километров разделяют нас с этим зданием, я позволяю себе до конца расслабиться, хотя это ох как не легко. Напряжение, словно давящая пружина, сидит внутри.

— Мы едем не домой? — когда мы проезжаем поворот к дому Егора, интересуюсь я. Своими планами он так и не поделился, приходится спрашивать самой.

— Заедем в одно местечко, потом я тебя отвезу.

Этим местом оказывается торговая галерея. Длинные ряды витрин, в которых выставлены наряженные манекены, и цены здесь совсем не позволительные. Егор останавливает автомобиль, отстегивает ремень, а я сижу, не шевелясь. Зачем он привез меня сюда?

— Идем, купим тебе что-нибудь из вещей, — зовет, но я не шевелюсь, смотрю тупо перед собой. На мне обувь за триста рублей, одежда, в которой не ходят по таким местам, и главное, нет денег с собой. Все, что мне дала Алена, хватит лишь на одну маечку на распродаже, если в таких бутиках они вообще бывают. И маечки и распродажи. — Ева, что на этот раз?

— Я… я не взяла денег, — голос срывается. Еще чуть-чуть и я снова начну плакать, и на этот процесс никак не влияет мое собственное желание не реветь.

Держаться нету больше сил.

— Ева, — с какой-то особой интонацией говорит Егор. Поворачивается ко мне всем телом, нажимает на крепление ремня безопасности, отстегивая и меня, — я разве сказал, что банкет за твой счет? Тебе нужны вещи и мы приехали сюда их тебе купить. Я позвал — я плачу.

— Тебе это зачем? — я прикусываю губу, глядя на него. Ну же, слезы, не вздумайте течь, я должна держаться, — результатов теста же еще нет.

Я вижу как нервно дергается кадык в вырезе его рубашки. Ну вот и сказаны те слова, которые терзали меня сильнее всего.

— Я думал, тебе и так уже все ясно, Ева. И мне ясно. Без тестов.

— Тогда… зачем все это было? — непонимающе качаю головой, голос звучит жалобно. Его глаза темные совершенно, зрачки и радужка почти одного цвета.

— Иногда люди делают поспешные выводы. Совершают ошибки. Я — не исключение.

И этим людям просто нужен второй шанс, — добавляет он. Я понимаю, как сложно ему дается это признание, у меня и самой ком в горле стоит. — Так что, идем?

И я соглашаюсь.

Никогда не думал, что покупать шмотки другому человеку может быть приятно и даже увлекательно. Все эти перемещения в магазинах с уймой пакетов меня никогда не прельщали, да и не было женщины, ради которой я готов был это терпеть.

Есть вещи, в которые мужику лучше не лезть и не вдаваться в подробности: шмотки, ногти, ресницы и прочее.

Но сейчас ощущения другие.

Я сижу в кресле, пью холодную минералку, пока щебечущие продавцы-консультанты таскают горами вешалки с платьями куда-то в примерочную, где за плотной тканью скрывается Ева.

Я позволяю себе передышку. Выбросить к чертям все из башки и думать о том, какая трогательная она там, в ворохе одежды, с выпирающим животом. Меня забавляет та робость, с которой она сюда заходила, и я понимаю, с чем она связана. В этих тапках, что на ее ногах, кажется, еще ее тетка пробегала молодость, да только я и сам выгляжу не шибко лучше, с побитой мордой и с ссадинами на руках.

Только мне по большей степени плевать на чужое мнение, я давно перерос тот момент, когда мне важно что обо мне скажут другие. На мой бизнес это не влияет, для журналистов я не особо интересная личность, а все остальное переживу.

Делаю еще один глоток, ощущая, как пузыри углекислого газа перекатываются по языку, и сглатываю шумно, когда Ева выходит к большому зеркалу.

Она босиком, в светлом платье с рукавами-фонариками. Резинка на груди подчеркивает ее новые объемы так, что от них глаз невозможно отвести, и я чувствую пульсацию внизу живота.

Ева смотрит на меня, ожидая реакции, заправляет прядь за ухо и на носочки становится, так, что платье слегка приподнимается, открывая ее коленки.

— Не нравится? — по голосу понимаю, что ей важна именно моя оценка, она совсем не обращает внимание на хор консультантов, которые в один голос говорят Еве, как ей идет это платье.

И я с ними согласен, только язык становится совсем неповоротливым, и слова подбираются с трудом. Я никогда не умел сыпать комплиментами или говорить красивые слова, во всем, что связано с личными темами, бог щедро наградил меня косноречием и способностью мычать невпопад.

— Нравится, — еще бы пару секунд и Ева умчалась обратно в примерочную, но я успеваю остановить ее всего одной фразой. На ее лице расползается довольный румянец, и это отдается томительно в груди, — покрутись, пожалуйста. Для меня.

Наши глаза говорят больше, чем я способен произнести вслух. Ева подходит ближе, так, что я чувствую ее запах, смешавшийся с моим.

Она делает медленно два круга вокруг своей оси, подол, как легко облако, вздымается, и я лишь на мгновение успеваю заметить темную родинку на ее бедре.

— Ты красивая, — сказать это просто, я действительно чувствую, вижу ее такой. Снова вспоминаю нашу первую ночь, но томительное чувство окрашено горьким привкусом лжи и расставания.

Я помню, что был у этой девочки первым. И несколько капель крови на постельном белье, тому доказательство. Но после фотографий все перемешивается, правда и обман: я слишком хорош знаком с девчонками, которые берегут свою девственность для того самого случая, активно пользуясь всеми остальными природными отверстиями.

И мысль, что Ева была такой, выжигает изнутри, оставляя пепелище. Я не могу спросить напрямую о том, что было после той ночи. Пока между нами остается недосказанность, я могу верить в то, что измены не было, что найдется любая, самая фантастическая причина, включая ту, что мы все ошиблись, и Денис перепутал ее с кем-то другим.

Что из того же самого подъезда вышел полный клон Евы, в той же куртке, в том же шарфе.

Но стоит только озвучить некрасивую правду, как пути назад не будет, мне придется смириться и принять ее, жить с ней. Особенно, когда придет результат теста на отцовство.

Поэтому я молчу, затыкая в себе дыру чем угодно: ее запахом, трогательными коленками, бликами на волосах, движением плода под своей ладонью. Мне нужно быть цельным, чтобы двигаться дальше и делать то, что положено.

— Посмотри себе что-нибудь еще, — говорю Еве и она поднимает брови в немом вопросе, — мы же не говорили, что это будет одно только платье.

— Но, — возражения так и готовы слететь с ее губ, но я останавливаю их жестом:

— Не трать время на болтовню, иди.

Еще через полчаса мы выходим из торговой галереи, в моих руках пакеты со шмотками, а на Еве — новая, удобная, кожаная обувь и то первое платье, которое мне понравилось больше других.