Под опасным солнцем - Мишель Бюсси

Я смотрела на мать, сцепив челюсти. Как выдрессированная собака без намордника.

Я смотрела ей вслед, она мелкими шажками спускалась по каменной лестнице, направляясь к нашему бунгало «Фату-Хива», ноги голые, задница обтянута узкой юбкой от Сони Рикель.

Я ее почти жалела. Кому она так старалась понравиться?

Мне надо было разрядиться. Я слышала, как По с Моаной в кухне моют посуду. Мне надо было поговорить с Янном, сказать ему, что мой план провалился, что мне не удалось собрать столовые приборы, но у меня есть запасной план: поскольку они все отправляются на другой конец острова, все, кроме меня, я воспользуюсь этим и проведу расследование, я не буду рисковать, не волнуйся, мой капитан, я только немножко везде пошарю, не покидая «Опасного солнца». Мне надо было поделиться этим с капитаном, подвести черту: я — твоя помощница, ты можешь на меня рассчитывать. Я вошла в зал Маэва.

Янн уже был там, но меня не ждал.

Он был увлечен разговором с Элоизой. Прекрасная брюнетка застряла перед висящей над стойкой репродукцией картины Гогена «Ареареа». Похоже, мой капитан впервые заметил эту картину, мимо которой вот уже третий день проходил каждые десять минут, и воспылал страстью к красным собакам и синим деревьям.

Его я тоже жалела — нелегко быть преданным мужем при жене и безрассудным рыцарем при этой королеве каляк-маляк.

Разочарованная, я вернулась на террасу. Огляделась, позвала Клем, надеялась хотя бы с ней поговорить, спросить, как у нее продвигается расследование, что она узнала в деревне… Вот только и моей наперсницы я не дозвалась. Она разговаривала с Фарейн на лужайке рядом с пансионом, где между веревками для сушки белья паслись Мири, Фетиа и Авае Нуи. Обе уже почти все свои вещи с веревок собрали.

Что делать — пойду к ним. Придется мне потерпеть до тех пор, пока Клем не останется одна. Признаюсь, проявлять терпение мне не очень удается! Особенно сейчас, когда голова битком набита новостями: Одри и Летиция, две жертвы убийцы из пятнадцатого округа, рукопись, списанная ПИФом, перевернутый Эната, внезапное пристрастие Янна к полотнам Гогена; очень много сведений, которые мне хотелось бы обсудить и с майором Фарейн Мёрсен.

Не забудьте купальники!

У Мари-Амбр их, наверное, целая коллекция, я видела, что она прибыла на остров с тремя чемоданами. Я-то с собой взяла больше шариковых ручек, чем купальников. Незачем тащить туда целый гардероб, думала я, это тропики, там не надо одеваться. Вот только здесь ничего по-настоящему не высушить, на Хива-Оа все постоянно влажное — одежда, кожа, воздух.

Заканчиваю снимать с веревок свои трусы, майки и шорты, Авае Нуи смотрит на это с полным безразличием, Майма, напротив, — с бешеным нетерпением.

Я слышала, как она, поругавшись с матерью, кричала: «Клем! Клем!»

Лапонька, пару секунд обожди.

Я провожу руками по простыням Танаэ на соседней веревке. Высохли наконец. Свои три бикини я уже сняла, но можно же, воспользовавшись случаем, помочь нашей хозяйке. А поскольку маленькая островитянка здесь…

Я ее окликаю:

— Майма, помоги-ка!

Девочка не заставляет себя упрашивать и рысцой бежит ко мне. Я протягиваю ей край белой простыни, по углу в каждой руке, мы на три шага расходимся, не выпуская из рук простыню, встряхиваем ее, напугав пасущихся в двадцати метрах от нас Мири и Фетиа, сходимся, соединяя руки, четыре угла превращаются в два, поверхность простыни уменьшается вдвое, и все сначала.

Майма, похоже, все еще дуется. Я догадываюсь, что в голове у нее складываются фразы, но там и застревают. Они могут хлынуть потоком и все затопить, когда плотина не выдержит, если только я не помогу ее разрушить.

— Давно мы с тобой не разговаривали, да, Майма? Теперь, когда ты стала помощницей жандарма, тебе больше нравится вести расследование вместе с ним?

Из Маймы вырывается не поток слов, лишь сдержанный ручеек:

— Не помощницей, а ученицей! В крайнем случае — стажеркой, не имеющей права что-нибудь делать… С утра я не могла пойти в хижину мэра. И сейчас вы едете без меня!

— Сейчас капитан ни при чем, дорогая моя. Это мама тебе запретила.

— Мама? Никакая она мне не мать, имей в виду!

Я укладываю в корзину сложенную в восемь раз простыню и берусь за другую. Майма скрывается за ней, на мгновение превратившись в призрак.

— Она твоя мама, когда тебя это устраивает. У вас здесь очень удобный обычай. Когда мама тебе разонравится, ты меняешь ее на другую.

Майма слишком сильно дергает за простыню, один угол вырывается у меня из руки, и я едва успеваю его подхватить, пока он не приземлился в навоз одной из трех лошадок.

— Если хочешь знать, это действует в обе стороны. Здесь чаще родители меняют детей…

— Расскажи мне об этом, — спокойно говорю я.

— Ну, когда они отправляют их в интернат на другом острове, потому что детишки что-то натворили, или их слишком много, или денег не хватает, или…

— О себе, Майма, расскажи мне о себе.

— Про меня?

— Да, про тебя… и про твоего папу… и про твою маму… то есть про твоих мам.

Я снова складываю простыню, наши руки соприкасаются, лица сближаются почти вплотную, как в старинных танцах — три шага вперед, два назад.

Гордиться мне нечем.

Но я хочу, чтобы Майма поговорила со мной о своей матери.

Я вспоминаю запах духов Мари-Амбр в хижине мэра, я уверена, что они с Пьер-Ивом любовники. Мне надо узнать побольше про черный жемчуг и про татуировки.

— Я тебе уже говорила, — упирается Майма. — Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказала?

Я берусь за третью простыню. Это последняя.

— Про острова, другие острова.

Мы снова исполняем танец с простынями, на этот раз медленнее. Авае Нуи, попривыкнув, подходит к нам ближе, насколько позволяет привязь. Прислушивается, насторожив уши.

— Я мало что помню про Таити, мне было восемь лет, и я там провела всего несколько месяцев. Мы жили в квартире где-то на окраине, кажется, в Мамао. Это больше было похоже на пригород, чем на Тихий океан. Потом мы перебрались на Бора-Бора. Лететь тридцать минут, но это… другой мир. Ты себе даже представить не можешь, как это — приземлиться на островке посреди лагуны, а вокруг сплошная бирюза!

Взгляд Маймы блуждает по серым тихоокеанским волнам, потом утыкается в черный пляж.

— Вот там твой папа и встретил Мари-Амбр? — Я продвигаюсь с осторожностью. — Как они познакомились?

— В роскошном отеле. «Сен-Режис». Девяносто соломенных люксов на сваях. Сто тысяч тихоокеанских франков за то, чтобы переночевать.