Санаторий имени Ленина - Нина Стожкова

«На первый-второй рассчитайсь!» – любили шутить тогда на комсомольских застольях их молодые соратники.

Петр радовался открывшимся перспективам и серьезному рывку в карьере, однако второй секретарь нередко сбивал его боевой настрой нешуточными опасениями.

– Знаешь, Ворон, я буквально задницей чувствую, наступают новые времена. Все эти наши ритуальные комсомольские камлания скоро и за грош никто не купит. Начальство ведь тоже захочет своим наследникам казенные дачи передать, заграничные тачки купить и западный мир показать, где нет никакого дефицита, а распродажи товаров на предприятиях кажутся глупой шуткой. Короче, Петруха, помяни мое слово, скоро вся эта «египетская пирамида», которую здесь семьдесят лет наши соотечественники строили, рухнет с таким грохотом и столбами пыли, что мало не покажется. Надо уже сейчас думать, как не оказаться под обломками. Ты не кипятись, лучше послушай, о чем я в последнее время размышляю. Все идет к тому, что комсомол скоро отменят, и тогда окажемся мы с тобой, Петя, в новой прекрасной стране «лишними людьми». Наши номенклатурные должности и заслуги пойдут при новом режиме не в плюс, а в минус. Новые выскочки объявят, что типа это мы, комсомольские бюрократы, народ лозунгами оглупляли и свободу слова сдерживали.

– Да ладно, Сокол, хорош сочинять… – отмахивался Воронов. Подобные крамольные идеи казались фантастическими, и он каждый раз успокаивал приятеля: – Еще лет сто компартия останется «руководящей и направляющей» силой, комсомол – передовым отрядом молодежи, а народ будут манить наступлением коммунизма, как осла морковкой. Отменить в нашей стране комсомол – это все равно что отменить вращение Земли вокруг Солнца. На коммунистической идеологии все здесь держится. Царизм когда-то религией народ в узде держал, а большевики – марксизмом-ленинизмом. Выдерни из-под страны комсомол и компартию – и «единый могучий Советский Союз» рассыплется на мелкие осколки. Представь себе, что случится с тобой и со мной, когда вся система рухнет!

– Лично я буду этому только рад, – признался Соколов. – Надоело повторять ученым попугаем все эти ходульные лозунги, в которые давно никто не верит. В общем, считаю своим долгом тебя, Ворон, категорически предупредить: при первой же возможности сливаюсь в чиновники и одновременно замучу какой-нибудь бизнес. Я должен уважать себя, а для этого необходимо возглавить какое-нибудь реальное производство и зарабатывать серьезные деньги.

В тот раз Воронов в пламенную речь друга о скором крушении партии и комсомола не слишком поверил, однако подумал, что и сам засиделся на освобожденной комсомольской работе. Подключив все свои связи, Петр добился того, о чем давно мечтал: назначения главным редактором в газету «Юный знаменосец». В горкоме партии его знали хорошо и утвердили на должность без особых проблем. Воронов хотел попробовать себя в живом творческом деле, хотя прекрасно понимал, что в горкоме от него ожидают особой идеологический зоркости и надеются, что он приструнит захмелевших от воздуха гласности и оттого распоясавшихся в последнее время молодежных журналюг. Воронов помнил, что прежде эти акулы пера смотрели на него с легким превосходством – как обычно поглядывает творческая богема на чиновников. Внутри нарастала обида. Воронову вдруг захотелось увидеть заискивающий взгляд этих щелкоперов, услышать их доносы друг на друга и покаянные речи, глянуть на изнанку их жизни и окончательно успокоиться, убедившись, что журналисты – такие же несовершенные люди со всеми их слабостями и недостатками, как и все остальные.

Петр понимал: время не ждет. Советская власть шла к концу, длинные речи про скорое наступление коммунизма все давно забыли, и наконец появилась реальная возможность выпускать острую и популярную газету. Завладеть, так сказать, умами и сердцами современников. Придя в газету, Воронов расцвел, помолодел и в очередной раз женился. А его приятель Шура Соколов, едва только комсомол прекратил свое существование, принялся делать карьеру чиновника в сфере СМИ, параллельно организовав кооператив «Молодое кино». Стали появляться первые видеосалоны, потребность в голливудских боевиках и в запретной прежде порнушке требовала адекватного ответа… В общем, вскоре к Соколову потекли первые серьезные деньги. Все чаще Соколова называли за глаза Большой Шурик. Соколов не возражал, тем более, что рост и вправду имел немалый, почти два метра, и вообще считал, что пускай лучше зовут Большим, чем Маленьким.

Теперь старые друзья Воронов и Соколов регулярно встречались в одном из уютных ресторанчиков в центре Москвы. Частенько возникала необходимость «перетереть» последние новости и выработать стратегию дальнейших действий. За ними давно был закреплен столик в уютной дальней нише, где можно было без помех все «порешать».

– Ты видишь, Ворон, теперь можно все! Ну ваааще все! – горячился Соколов. – Не зря мы с тобой Белый дом защищали! Ну, не то чтобы реально на баррикадах с младшими научными сотрудниками парились, но «бабло» им подгоняли на горячее питание – будь спок! Теперь никакой политической трескотни, отвлекающей от дел, не будет. Демократия и свободный рынок, во как, брат, дело повернулось! Ни в какой партком-местком нас с тобой уже за аморалку не потащат. Теперь скажу главное. Ты башковитый чувак, Ворон! Вовремя подсуетился и в итоге имеешь в руках такой мощный инструмент влияния как ежедневную газету. А сейчас скажу тебе по чесноку: ты этот инструмент довольно херово используешь. Кого надо не мочишь и кого надо не пиаришь. А, главное. с рекламным рынком совсем не догоняешь. Чего ты зассал, друг мой Ворон? Мы с тобой давно уже не целки-школьницы! Действуй смелее! Срочно вставляй в свой желтый листок рекламу про бордели и пансионаты одного дня, про девочек-мальчиков, про сауны и массажные салоны. Я вон в моей видеофирме уже столько «бабла» срубил на порнушке, еще и детям, и даже, может, внукам моим хватит. Сейчас для тебя такой момент настал, когда один день год кормит. Думаешь, так всегда будет? Ни фига подобного! Ты же знаешь, Ворон, у нас в государстве телега неровно катит. То вправо качнется, то влево. Скоро как раз откат вправо начнется, цензура в том или в ином виде наверняка опять появится. Зуб даю! Но мы с тобой к тому времени уже в полном шоколаде будем. Не ссы, Ворон! Мы с тобой еще полетаем! До Лондонграда рано или поздно вместе долетим, обещаю!

Петр недоверчиво слушал бывшего зама, однако нутром чуял, что тот говорит дело. Деньги надо делать здесь и сейчас, пока еще в стране смутное время и новых дурацких законов наверху не напринимали. Петр знал, что Сокол врать не будет. Главное, друг никогда его не подставит и не кинет. Они с Соколовым боевые товарищи, чья дружба не раз проверена в номенклатурных боях. Грешили вместе и помногу, так что повязаны общими тайнами. Выездные комсомольские учебы с активистками-первокурсницами, сауны с девочками из отдела учета и прочие радости жизни имели в советское время сладость запретного плода, а сейчас… а что – сейчас? За аморалку никто не привлечет, на ковер в горком партии не вызовут. Реклама борделей ничуть не хуже любой другой. Бизнес на то и есть бизнес, чтобы извлекать прибыль, без всяких лирических отступлений. Иначе это уже не предпринимательство, а просто хобби…

Воронов прислушался к совету друга и наводнил рекламные страницы «Юного знаменосца» объявлениями о «приятном отдыхе в загородной сауне», о девочках и мальчиках на все вкусы. «Наверху» в тот момент было не до него, и там предпочли «не заметить», как изменился отдел объявлений молодежной газеты. Рекламная фирма, также принадлежавшая Воронову, за объявления про сауны брала по самому высокому тарифу. О таких деньгах бывший комсомольский функционер прежде и мечтать не мог. Он быстро сообразил: верхнего предела обогащения при капитализме попросту не существует. Прибыль от бизнеса может быть на порядок больше, чем он рассчитывал, причем не только от газеты. Главное – правильно повести дело. В злачных местах крутятся огромные деньги, и по-настоящему богатым можно стать лишь тогда, когда сам станешь хозяином бизнеса или получишь в нем приличную долю.