Кошачьи - Акиф Пиринчи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Загадка все же оставалась не до конца решенной. Почему же он не оттащил в свои катакомбы шесть собратьев, которые погибли до балинезийки Солитер? К счастью, мне не придется ломать голову над этими мелкими деталями, потому что, вероятно, скоро предстоит встреча с хромоножкой, и я буду полностью избавлен от любых размышлений. Самым разумным было, пожалуй, теперь просто насладиться этим прекрасным видом.
Я шел вдоль стены и рассматривал снизу похожих на мумий собратьев, которые гневно таращились в ответ из своих высохших цветочных оправ. Удивительно, как хорошо законсервировались некоторые из них. Если бросить только беглый взгляд, мумии можно принять за сильно исхудавших, но все же живых экземпляров. Время от времени из их местами прохудившихся шкур все же выползали какие-то насекомые и нарушали иллюзию.
Больше всего меня впечатлил сородич в самой темной нише. Я даже прекратил прогулку, чтобы приблизиться к нему и рассмотреть получше. Хотя тень скрывала тело, я увидел, что он сохранил все без исключения признаки живого, и даже шерсть в колтунах. Он закрыл глаза и казался мирно спящим. Можно было по-настоящему ошибиться и подумать, что он дышит, если точно не знать, что он…
Вдруг он открыл глаза! И почти в мгновение я разочаровался: передо мной был не солдат мистической армии мертвецов, а добрый, старый хромоножка, которому, казалось, пришло на ум приготовить что-то особенное для моей казни. У меня сперло дыхание, зубы застучали от страха. Этой бестии с его ловкостью было нетрудно наброситься на меня сверху и уложить проверенным дедовским способом — укусом в затылок. Странно, но он, похоже, тоже дрожал, большие, бегающие глаза нервно подергивались.
— Не причини зла хранителю усопших, — произнес он кряхтя. Дрожь, которая шла по всему его телу, постепенно перешла в яростное шатание. При этом он снова закатил глаза, и это выражение как нельзя лучше подходило к его глуповатой маскировке. Я все правильно понял наверху в саду. Он действительно оказался опустившимся, гноящимся от грязи персом с абсолютно скатавшейся шерстью. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что цвет его шерсти был не серым, а голубым, впрочем, «голубым» такой цвет называют только специалисты, потому что этот оттенок непритязательному взору кажется темно-серым. Воняло от него так, что я чуть не упал в обморок. Вероятно, так он оглушал свои жертвы, в порыве черного юмора пронеслось у меня в голове.
— Не причини хранителю усопших зла, — повторил он.
Мне пришло в голову, что он не видел меня, когда говорил. Он упрямо смотрел прямо.
— Наверняка хранитель усопших согрешил, осквернив храм и нарушив священные правила. Это худший из худших грехов. И за это он должен горько поплатиться. Но если хранитель исчезнет, кто принесет цветы мертвым, кто украсит их дом и кто помянет их? Кто помолится за них и кто примет их? Клянусь пророком, всемогущим повелителем мертвых, никогда и ни за что не покидать больше храм и не вмешиваться в дела Яхве…
И так далее. Очевидно, он так основательно покопался в этих истертых монастырских книгах, что это не могло не отразиться на его манере выражаться. Я спросил себя, когда он закончит свою благоговейную речь и набросится на меня.
— Когда же наконец ты убьешь меня, брат? — прервал я его наконец скорее из любопытства, нежели от страха.
— Убить? Убийство? О, убийствам нет конца в этой земной юдоли. Яхве-сатана скачет на своем светящемся быке по стране и покоряет своих овец одну за другой. Пути мира незнакомы этим грешникам, на их путях нет правды. Они сделали свои тропы кривыми, и кто ступит на них, ничего не знает о мире. Поэтому так далеко от нас правда, и справедливость не доходит до нас. Мы надеемся на свет, и смотри, кругом мрак. Мы оступаемся в полдень как в сумерки, мы живем во мраке, подобно мертвым…
— Стоп, стоп, стоп! — закричал я, потеряв всякое терпение. — Скажи-ка, ты всегда устраиваешь такие мессы, прежде чем приступаешь к чьему-нибудь загривку?
Феличита заметила, что убийца очень убедительно и вкрадчиво заговаривает с жертвой, прежде чем напасть. Подходил ли данный доклад под категорию «убедительно и вкрадчиво», я не осмелился сомневаться.
Перс, во всяком случае, прервал свое выступление и впервые посмотрел на меня сверху. Так как он не намеревался отвечать на мои вопросы, вероятно, даже не понял их, я тут же задал следующий:
— Как зовут тебя, друг мой?
— Мое имя Исайя, я — добрый хранитель усопших, — ответил он гордо.
— Хм, это ты все тут устроил? Я имею в виду, эти кости. Ты их убил и потом притащил сюда?
Он фанатично засверкал глазами.
— О нет, незнакомец, мертвые приходили ко мне. Они посланы мне пророком!
Медленно напряжение отпустило меня, страх прошел. Да, если взглянуть трезво, парень и впрямь не выглядел убийцей. Возможно, его использовал кто-то как полезного идиота, как орудие. Я должен был обязательно узнать, знал ли Исайя таинственного кого-то и как вообще началась эта сумасшедшая история.
— Тебе не нужно меня бояться, Исайя. Меня зовут Френсис, и я хотел бы узнать некоторые вещи. Было бы мило, если бы ты немного собрался с мыслями. Вопрос первый: откуда ты родом и как, ради всего на свете, оказался в этом жутком месте?
Последнее замечание, похоже, задело Исайю, он изобразил на своей морде страдающую мину. Все же он был расположен поговорить.
— Хранитель усопших обитает в храме уже вечность, он дитя тьмы. Потому что когда он увидит свет, он ослепнет и должен покинуть мир живущих. Но когда-то здесь тоже была страна сновидений, где родился хранитель усопших. Здесь правили гнев и боль, и ни одной улыбки не бывало здесь. В стране сновидений был пророк, который принес нам спасение. Потому что он сказал: «Бог, ты сильнее всех остальных, слушай голос отчаявшихся и спаси нас от насилия злодеев! Освободи нас от нашего страха! Восстань, Исайя! Спаси нас, Боже!..»
— Как ты попал в страну сновидений, Исайя?
— Бог услышал молитвы пророка, ободрал щеки всем его врагам и разбил зубы негодяям. И когда взорвался светлый день, взорвалась и страна сновидений, и измученные ринулись друг от друга и побежали сломя голову во все стороны света.
— А что случилось с пророком?
— Он поднялся на небо.
— Ты это видел?
— Нет. Никто не видел чудо. Те, кто знал господина, умерли в стране снов. Все, что осталось нам, детям покойных, — это разрозненные видения.
— Что ты сделал после того, как взорвался светлый день?
— Я бродил как пьяный по земле, и страдания мучили мое тело. Дни и ночи летели друг за другом и слились в одно. Потом, когда голод и жажда изнурили меня, когда органы чувств потеряли свою силу и я стоял на распутье между этим и потусторонним бытием, я встретил отца Джокера.
— Джокера?
— Конечно, доброго, всеблагого отца Джокера. Он считал этот храм своим домом с доисторических времен, и он принес меня сюда и выходил самыми лучшими яствами и питьем. В последующие годы он учил меня охоте, учил, как выйти из подземного мира к свежей воде. В дальнейшем он преподал мне чтение, так что я смог изучать святые писания и напоследок сам стал храбрейшим служителем Господа. Потом все же наступило время, когда отец Джокер сказал, полный печали, что должен покинуть меня, чтобы донести до других и распространить слово пророка. Каждому следует познакомиться с деянием воскресшего и поэтому всегда живущему блаженно, сказал он. И он ушел отсюда, и я вернулся один в храм.